И тут, пока я медленно вдыхаю, Сью кричит:
– Верни её! Верни мне маму! Ненавижу тебя! Ну пожалуйста! Верни маму!
Фруктовый лед, как кислота, разъедает желудок, разъедает асфальт. Больно дышать… В глубине души я ненавижу себя, ненавижу за то, что не могу вернуть Сью её маму… Что не могу сделать её счастливой, что не умер я, а не она… Что Я жив. Солнце сильнее печет голову. Я обнимаю малышку, которая сама тут же, выронив из ручки мороженое, прижимается ко мне маленьким тельцем. Обнимает так крепко, как только может обнять ребенок, понимая, что была не права.
– Прости меня… – выговаривает она сквозь всхлипы и рыдания.
– Ничего, милая… Все хорошо, – поглаживаю её горячую спину. – Все хорошо…
Люди проходят мимо нас, пытаясь понять, что случилось. Оборачиваются, обсуждают, кивают на нас головами. Странная у них реакции при виде маленькой плачущей девочки и находящегося рядом молодого человека лет 30. Я бы даже сказал – не совсем здоровая. Будь рядом мать, все было бы иначе. Но я стараюсь не обращать на них внимание. «Да пошли они… « – твержу себе, испытывая горечь и ненависть. Отвратное чувство беспомощности.