Один за другим продолжали тянуться долгие-долгие дни, и я вяло рассеивалась в бесформенной однообразице.
В один из этих размытых дней покой междупространства вдруг исказился, зажегся посланием. Я встрепенулась. Это был кластер данных. Он прибыл из субмарины совиных глаз и был ясно очерчен. Я развернула кластер, пробуждаясь от монотонной стужи, и кластер моргнул, рассеивая частицы.
«II> ~
Следом голос фигуры в белом халате начал вещать сквозь помехи радиоприемника-
Пошуршивающая запись; голос худощавой фигуры в больничном халате, прерываемая непродолжительным белым шумом (#) —
Множество раз я держал палец на кнопке, но так и не решился нажать. Если я сделаю это, таймер обнулится. Эта нелепая коробка с зелеными цифрами #, которая никогда не перестает считать. Я знаю точно. Всегда знаю точно, сколько времени прошло с момента погружения #599, 581 #, 594 секунды. Пятьсот девяносто девять миллионов пятьсот восемьдесят одна тысяча пятьсот девяносто четыре секунды, девяносто пять, девяносто шесть, девяносто семь… это девятнадцать лет. Не может быть. # Этого просто не может быть. Но что, если я нажму? Что, если я уничтожу эту информацию, обращу таймер в ноль? Я думаю об этом снова и снова, взвешиваю, и каждый раз трепещущая мошкара проносится по позвоночнику. Ведь тогда меня ждет липкая страшная вечность, разве нет? Этот отсчет – все, что у меня есть. Здесь же ничего не меняется. # И я. Я такой же, как и был девятнадцать лет назад. # Эта подлодка – пространство в восемь шагов # и приборы. А еще я не могу спать. Я просто не устаю. Никогда.
– Запись кликнула, переворачиваясь аудиокассетой. Интересно. Я не знала, что можно вшивать языковые послания в кластеры граней. Снова зашипело, и голос продолжил-
Я разработал систему поз, которые можно принимать в этом пространстве, и описал в точности каждую деталь субмарины с каждого обозреваемого угла. Чтобы убедиться в достоверности своих данных, мне иногда приходилось замирать подолгу, зачастую в крайне неудобной позиции, и всматриваться. Однажды мне довелось простоять на плечах, закинув ноги на железную стенку, двести с чем-то секунд, пока моя голова не покраснела, как воздушный шар. В одном месте, например, пластины покрытия немного отступали, щетинились на микроскопическом уровне, и я записал это тоже. Туда, в базу данных, когда она еще работала, пока я не разбил блок памяти. Пока не разбил его кулаком от страха, так что вся моя энциклопедия, скрупулезно накопленная, разложенная и надиктованная, обратилась в ничто. В пустое место. Я тогда слушал свои записи, чтобы не забыть, какие места уже зафиксированы, а где еще нужно поработать. И однажды меня вдруг перекрыло, что это я говорю из приемника, но только не этот я, а другой. Тот я, который остался в прошлом. Которого больше нет. Голос на записи, этот «мой» голос не был моим. Это было эхо. И я остро осознал, что я такой же. Что меня больше не будет для того меня, что впереди. От этого в уме моем галлюцинация в пещерном платье зашла за угол и пошла пошла, пошла, шелест шагов обращая в шасси патефона, в шепот, в скрежет, тот, что изнутри и не заткнуть уши руками.