Бирки меняли теперь на корм для личных лошадей. За бирку давали одну меру тросянки, мешанины сена с соломой, либо полмеры сочного корма, прелой морквы со свеклой, либо четверть овса. Кормами заведовал общинный староста. Млад медными щипчиками ломал обменянные бирки.
– Младик, лапушка, – заискивала тётя Власта, – отпусти-ка мне овса, милый. А, что не так, любезный?
– Не положено, – Млад нахмурился. – Община решила от слободских бирок не принимать! Раз ушли из посада – стало быть, кончено с вами.
Посадский двор зашумел, заворочался. Общинникам теперь кормов больше достанется.
– Не по совести это, не по уговору, – затянула Власта.
Звякнуло окно Посадской Избы. На холодок по пояс высунулся Гоеслав, бывший Писарь местного Братства:
– По уговору, всё по уговору! Лошадей у нас выкупили, рабочую силу с посада свели. Это ратники вас попутали! Нил с Асенем вас баламутят да Ладис им подпевает!
– Кто тут ратников помянул…
К Посадской Избе, хромая, приближался Ладис. Голос у него высокий, но будто посаженный, словно сам он до сих пор в разведке либо на марш-броске, где шум производить опасно. Сказывали, что это Ладис сманил плоскогорцев уходить в слободу. Ратники признают его за старшего, хотя он молодой и не заслуженный. Чуть-чуть подволакивая ногу, Ладис собирался подняться на крыльцо, но увидел в окне Гоеса и приостановился:
– Ты, что ли, ратников поминаешь?
Общинный писарь заёрзал, хотел спрятаться, но не стерпел и выкрикнул:
– Понавезли себе добра награбленного! Знаем, знаем мы, откуда добро у ратников. Братству всё про вас известно!
– Где оно теперь, твоё Братство, где опричники, – ратник отвернулся. Что толку с Гоесом воевать? – А про добро не угадал. Своего я врагу не отдал, хотя джинн-воин мне ногу отнять пытался. Да и чужого не взял – ни щита рассечённого, ни лука сломанного.
При слове «опричники» из-за спины Гоеса едва не выскочил в окно старый вояка Ратко:
– Разберёмся! – взвизгнул опричник. – Всех на чистую воду выведем!
– Жизни бы лучше радовались, – Ладис слегка поёжился на холодке.
– Залесью красного петуха пустим! – из-за спин взрослых вылетел тоненький голосишко Ратича, внучонка Ратко.
Слободские ни с чем расходились с посадской площади. Цветик вперёд досадующей Власты припустил к возку. Руночка снисходительно глянула на него и обещалась не выдавать.