Спьяну Верига не устоял, опрокинулся и чуть не заехал Грачу локтем в лицо. Грач успел перехватить его руку. Выше локтя у Вериги была нашивка из кусков чёрной ленты – вроде бы три стрелы. У остальных – такие же. Златовид сделал знак, и рыжебородый Скурат завёл бодрую походную песню:
Меч – из ножен, лук – на изготовку!
Сможем мы за дело постоять.
В том бою проявим мы сноровку
С плеч нечистых головы срубать.
– Златик! Эй, Златовид, – Грач и сам был навеселе. – А кто вы, слышь? Кто вы все?
– Мы-то? – Злат любовно погладил нашивку на рукаве. – Мы – Вольховы стрелки. Запомнил?
Грач приподнял бровь, но Злат уже второй раз не стал объяснять недосказанное. Злат блаженно потянулся, привалился к стене и мечтательно проговорил, растягивая слова:
– А помнишь, Цветославка, как мы пацанами резвились, как из табуна лошадей угоняли?
Грач только хмыкнул с досадой:
– Потом носились средь ночи с огнём по всему посаду. С воем, гиканьем и в белых простынях.
– Да, и в чёрных масках, – Злат искренне радовался, вспоминая детские шалости. – А избу запалили? – припомнил. – Чья изба-то была? Я уж забыл.
– Так ведь Гоеса, – стал раздражаться Грач, – ну, теперешнего старшего конюшего. Он всё мне припомнил.
Златовид заржал, запрокинулся и задрыгал в воздухе ногами.
– Ах, дядьки Гоеса! Вот зараза, я же собрался завтра с ним разговаривать.
Он веселился, и Грач захотел сбить с него напускную радость.
– Чаику помнишь? – спросил он.
– Чаику? – Злат повторил и вдруг поёжился. – Бедняжка. А, впрочем, ну и что? Да ты и сам не отставал. Твою-то зазнобу как звали? Ну, эту, сестрёнку нашего знаменитого… как его? Зараза, всех позабыл.
Грач стиснул зубы и промолчал.
Один из дружинничков, самый молодой, вдруг истошно провыл на всю избу:
– О-ой, девку бы мне сейчас! Пройду, поищу по деревне, как бывалоча.
– Добеслав, а ну не сметь у меня! – рявкнул Златовид, горлом перекрывая весь гомон пирушки. – Кто на что-то поганое сунется, яйца поотрываю! Здешние дворы мне нужны мирными, – Злат тотчас спохватился, подмигнул Грачу, сбавил голос: – Эх, Цветик-Цветослав, так то грехи юности. Что с ними сделаешь? Не воротишь, не поправишь. Плюнь и забудь.
Грач невразумительно хмыкнул и пожал плечами.
– Где ватажка-то наша? – после спросил невзначай. – Где Путьша, где Ярец?
Злат точно окаменел. Вытянул белые, как оледеневшие губы, и выговорил: