Руна опять фыркнула.
– Да, да, да! – обернулась к ней Власта и погрозила пальцем.
Грач встревожено обернулся к Руне:
– И где сегодня этот ваш знакомый?
– В Приречье, – сообщила Власта. – Он смотрит, как живут люди и как налажено хозяйство.
– Скорые суды? – вылетело у Грача.
Руна тут же отошла в сторону. Власта неуютно замялась, а Грач только бессильно проводил Руну взглядом.
– Меня там не было, – напомнила Власта. – И к слову сказать, этот Изяс был знатный подлец. Ты сам его не любил.
– Причем тут это! – перебил Грач.
– Ведь это он предложил объявить тебя изгоем за то, что ты украл его жеребца.
Вот этого говорить не стоило. Грач облился холодным потом и молча выслушал. До сих пор для Власты и Руны он не был изгоем, а был другом. Это негласное правило их общения.
– Мам, ты совсем уже! – Руна охнула, ушла в дом и хлопнула дверью.
– Вот, ты посмотри на неё, – подосадовала Власта. – Второй день так со мной! А потом будет ластиться и лизаться: «Мамочка, ты меня любишь?»
Грач немедленно из упрямства встал на сторону Руны. Чем бы ему подколоть Власту?
– Кобылку у Изяса себе подобрали?
– Нет, – глядя в глаза, ответила Власта так, что Грачу стало стыдно. – Нет. Соседи решили оставить свою долю его семье. И я с ними.
«И тут как все, – подумал Грач.
– Бабка-то у него вправду была берегиня, – вырвалось у Власты.
Грач резко дёрнул за повод Сиверко. Вскочил в седло, бросил сверху, не глядя:
– Если кто забыл, то моя мать – лесная вила.
– Ой, конечно же вила! – опомнилась Власта. – Цветик, да ты что? Твоя мама мне дороже всех, Цветик! – окликнула она его, отъезжающего.
Тот полуоглянулся, махнул рукой, ладно, мол, остыну, прощу, и пустил Сиверко вскачь вокруг леса, к Приречью.
Глотая досаду и непонятную обиду, он миновал Велесов луг с перелесками и въехал в Приречье. Ржание коней и брань Златовида он услышал прежде, чем расступилась акация, высаженные вдоль края посада.
– Живей, семя кикиморы! – Златовид злился. – Раздели их, чтобы я посмотрел. Маститых ко мне, остальных – прочь. Чалых, соловых, пегих – этих прочь!
Открылся длинный конюшенный двор. Лошади носились туда и сюда, общинные конюхи били о землю кнутами, а стрелки ловили коней под уздцы. Возбуждение коней передалось Сиверко, и Грач резко натянул повод, осаживая его.
– Мироша! – скрывая ярость, позвал Злат ледяным голосом.