Результатом этого стали довольно обширные предварительные рукописи по историографии, в которых центральное место занимал этот самый спор о варягах, его главные участники, хотя, конечно, приходилось уделять внимание и боковым темам, также весьма важным для понимания сути поставленной проблемы. В целом я тогда стремился составить нечто вроде детального историографического обзора дискуссии с рассмотрением аргументов норманистов и антинорманистов и развития хода спора. Некоторые части этих обширных рукописей я опубликовал в 2004 году в виде нескольких статей, посвященных М.В. Ломоносову и Г.Ф. Миллеру.
Насколько помню, тогда я не ставил перед собой цель представить свое мнение по этому вопросу, полагая, что труд по развитию своей концепции ранней истории Руси может оказаться слишком большим и непосильным. Материалов и публикаций, которые требовалось изучить, было весьма и весьма много, к тому же имевшиеся в начале 2000-х годов публикации вовсе не создавали впечатления, что проблема эта разрешима. Потому я ограничивался чисто историографическими рамками и стремлением воздать всем участникам этого спора по заслугам. Дополнительно я надеялся, что подробный разбор дискуссии о варягах все же окажет влияние на остальных исследователей и сделает возможным завершение спора выработкой некоей согласованной и базирующейся на научных аргументах позиции.
Но после нескольких лет, доведя рукопись до трудов М.П. Погодина, я охладел к работе и вскоре ее надолго забросил. Причиной тому была сильная неудовлетворенность проделанной работой. Рукопись быстро распухала в объеме, пополняясь все новыми и новыми подробностями давно отшумевших разногласий, но при этом ясности не прибавлялось. Детали и подробности не объясняли, как и почему рождались те или иные точки зрения; складывалось впечатление, что та или иная версия происхождения варягов – это не более чем произвол историка. Вот пришло, скажем, каким-то образом в голову Н.И. Костомарову выводить русь из Литвы, и он эту точку зрения защищал, в том числе и во время второй публичной дискуссии.
Можно было бы и не раздумывать о причинах формирования точек зрения и явочным порядком согласиться с мыслью об их произвольности, но тут было два момента, которые это сделать не позволяли. Во-первых, разброс точек зрения, высказанных за века дискуссии, был столь велик и разнообразен, что будто бы каждый исследователь ранней истории Руси считал своим долгом высказать свою, особенную точку зрения. Заметим, что ни в одном другом разделе русской историографии не было столь буйно процветавшего плюрализма мнений; там обычно быстро складывались две или три основные позиции, с которыми соглашались все другие исследователи, и одна из них приобретала доминирующий характер. В споре о варягах, несмотря на оформление лагерей норманистов и антинорманистов, этого не происходило и даже внутри этих лагерей существовали различные позиции.