Три века спора о варягах. Летопись и варяги - страница 5

Шрифт
Интервал


, «Кто и как изобрел страну Израиля»[2], «Как и почему я перестал быть евреем»[3]. Прекрасный перевод этих сильно нашумевших книг на русский язык, выполненный Александром Этерманом, открыл новые возможности в исследовании спора о варягах.

Казалось бы, какая связь между евреями и варягами? Дело в том, что в своих книгах Шломо Занд разбирал истоки и формирование современного еврейского национализма и его исторической концепции, ставших основой для возникновения Израиля. Свое интереснейшее исследование он вел на методологической основе работ целого ряда исследователей европейского национализма, особенно Б. Андерсона[4], Э.А. Геллнера[5] и П.Дж. Джери[6]. Эта группа западных антропологов пошла поперек общепринятых представлений о сущности наций и выдвинула теорию о том, что нации возникли и развивались как воображаемые сообщества. Они показали, что теоретики национализма, создавая нации, придумывали им древнее происхождение и длинную историю, что было обоснованием политических прав этих воображаемых сообществ на определенную территорию с определенным государственным устройством, на ней создаваемым.

Бенедикт Андерсон изящно обосновал, почему нации – именно воображаемые сообщества. Он указал на то, что каждый отдельно взятый представитель нации, конечно, не знает и не может знать лично всех остальных представителей нации, даже если речь идет о небольших нациях, и тем более не связан с ними узами родства. Но при этом представитель нации уверен в монолитности и гомогенности этого сообщества, в горизонтальном товариществе и в правах на совместное владение территорией, обозначенной как национальная. Подобное без воображения представить нельзя, и потому нации – это воображаемые сообщества[7].

Скрепляющим нации клеем Бенедикт Андерсон считал общую, национальную историю, которая формирует судьбу как всей нации в целом, так и каждого отдельного ее представителя. Эта национальная судьба и преемственность поколений в рамках наций играет очень важную роль в сплочении нации, в достижении национальной гомогенности и в политической борьбе за национальные интересны, частенько требовавшей многочисленных кровавых жертв. Национальная история, или, как ее называет Шломо Занд, национальный нарратив (на мой взгляд, это более точный термин, учитывающий и литературную составляющую любой национальной истории), то есть картина возникновения и развития нации с глубокой древности и до наших дней, формировалась не только на основе реальных письменных источников древности, но постоянно сдабривалась изрядной долей вымысла самого благочестивого свойства. Доля этого вымысла есть в нарративе всех без исключения национальных историй.