Некоторое время я держусь. Так-то вот. Несмотря ни на что, я каким-то образом умудряюсь не упасть.
Но разве хоть кто-то, кроме этого подлого бессмертного урода, может бодрствовать вечно?! Недосып, недоедание, холод, раны и усталость – все это валит меня с ног.
Я оступаюсь, падаю как подкошенная на заснеженную дорогу и больше не поднимаюсь. От мощного рывка рука выскакивает из плечевого сустава.
Вот теперь я ору. Теперь я проиграла.
Все тело горит как в огне, от такой боли люди, наверное, сходят с ума.
Я и не знала, что бывает настолько больно. Боже… Боже… Боже, прекрати это, умоляю, прекрати это. Прости меня за то, что я стреляла в Твоего Всадника, только, пожалуйста, пусть он остановится.
Но он не останавливается. Если у Бога и есть милосердие, Он не тратит его на меня.
Меня тащат по снегу, холод обжигает.
Одежда немного защищает, но ненадолго. Очень скоро я голой спиной чувствую дорожный лед, и не знаю, как долго протянется моя агония.
Знаю только одно: хуже мне никогда еще не было.
Я кричу, пока в надсаженном горле не пропадает голос. Руки вот-вот оторвутся от тела. По-другому это закончиться не может. И мне так больно, что лучше бы они уже поскорее оторвались, чтобы я могла спокойно истечь кровью и наконец подохнуть.
Этого не происходит.
Только боль, боль и боль, только сплошная проклятая боль. Я горю, как в огне, хотя огня нет. Я пылаю и умоляю: пожалуйста, остановись, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Я прихожу в себя от сильной пульсирующей боли в плече. Кричу, пока чужие руки освобождают меня от пут, и боль становится чуть слабее.
Мир вокруг расплывается цветными пятнами, мышцы тянет самым мучительным образом. Почему все так болит?
Постепенно пятна начинают обретать очертания, пока не совсем четкие, но я хотя бы понимаю, что вижу лицо. Надо мной склонился ангел, его лицо пока еще расплывается.
Я в раю?
Но, если я в раю, почему я чувствую боль?
Приподнявшись, я нежно глажу ангела по лицу дрожащей рукой. Рука распухла, пальцы посинели, из запястья сочится кровь. Он морщится и отстраняется.
– Я умерла? – спрашиваю я (или мне так кажется), но ангел молчит.
– Останься, не бросай меня, – шепчу я и пытаюсь найти его руку. А найдя, сжимаю ее. – Умоляю.
Нельзя произносить это слово.
Почему мне нельзя было произносить это слово?