Умоляю. Это слово вертится на кончике языка, но мне кажется, что именно этого и добивается Мор – чтобы я молила сохранить мне жизнь так же, как он молил меня. И я скриплю зубами. Он скорее провалится в тартарары, чем получит от меня то, чего хочет.
Когда он выдергивает вторую стрелу, боль такая, словно мне отрывают ноги. По спине струйками стекает кровь, кажется, я едва не стерла себе зубы.
– Поскольку ты доказала, что так же вероломна, как и твои собратья, – голос Мора пронизывает насквозь, как и его стрелы, – отныне спать ты больше не будешь. Это роскошь, которая тебе больше не полагается.
Он грубо хватает меня за руки, разматывает притороченную к поясу веревку.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, начиная всерьез паниковать.
Только не это. Только не веревка.
Господи!
Мне становится совсем плохо при мысли, что, раз я пыталась сбежать и попалась, теперь все будет намного хуже.
Опустившись на колени прямо в снег, Мор с мрачным и злобным лицом связывает мне запястья.
Если я не вырвусь сейчас, то умру.
Собравшись с силами, я пинаю Мора, мой тяжелый ботинок с размаху бьет его в бедро. А ему хоть бы что, слегка качнулся – и только.
Он затягивает узлы на моих запястьях, и я воплю от острейшей боли. Поджав губы, всадник пропускает другой конец веревки под седло.
– Не надо. Пожалуйста! Нет-нет-нет, – бормочу я почти машинально, из глаз вытекают две слезинки.
У меня две открытые раны в спине, ночной морозный воздух проникает под одежду и обжигает кожу.
– Зачем ты это делаешь? – то ли спрашиваю, то ли всхлипываю я.
Мор смотрит на меня.
– Ты забыла, что совсем недавно сделала со мной? – он рывком дергает за веревку. – Вставай.
Я не встаю. Не могу, у меня нет сил на то, чтобы встать.
Всадник не тратит времени на то, чтобы посмотреть, подчиняюсь ли я его приказу. Он вскакивает в седло и цокает языком.
Конь трогает с места, у меня есть всего секунда, чтобы собраться и вскочить на ноги, пока он не поволок меня за собой.
И вот мы снова в пути.
Не знаю, как долго мы идем сквозь темную холодную ночь, но мне все это кажется бесконечным. Руки онемели, ноги не гнутся от холода, а в спине пульсирует такая боль, что раны, скорее всего, серьезные.
Но Мор, несмотря ни на что, тянет меня за собой.
Поначалу его конь идет не спеша, хотя я не думаю, что это ради сочувствия ко мне. Скорее, мне кажется, всадник решил растянуть мою агонию. Постепенно скакун набирает скорость, пока рысь не переходит в галоп, и он скачет во весь опор.