– Главное – портьеры. Ему не взобраться по портьере в его годы… по этим бомбошкам…
– Со шляпной булавкой взберётся, – возразила Арриэтта.
– С булавкой! И этому тоже я его научила! Возьми шляпную булавку, – сказала я ему, – привяжи кусочек тесьмы к головке и подтягивайся на ней. Это когда я просила, чтобы он добыл часы с изумрудами в Её спальне. Хотела знать, сколько времени печётся пирог! – Голос Хомили задрожал. – Твоя мать дурная женщина, Арриэтта. Эгоистка, вот она кто.
– Знаешь что? – внезапно воскликнула Арриэтта. Хомили смахнула слезу.
– Что? – еле слышно сказала она.
– Я могу взобраться по портьере.
Хомили встала.
– Хорошенькое дело! Да как ты смеешь говорить мне такие вещи?!
– Но я могу, могу, могу! Я сумею добывать всё что надо.
– Ах! – чуть не задохнулась Хомили. – Гадкая девчонка! Как у тебя только язык поворачивается?! – И она снова рухнула на табуретку из пробки. – Вот до чего, значит, дошло!
– Мамочка, не надо, пожалуйста, – взмолилась Арриэтта, – ну не расстраивайся же так!
– Как ты не понимаешь… – с трудом начала Хомили; она уставилась на стол, не в состоянии найти убедительные слова, наконец подняла к дочери осунувшееся лицо. – Детка моя, – сказала она, – ты не знаешь, о чём говоришь. Добывать совсем не так легко. Ты не знаешь… и, слава богу, никогда не узнаешь, – голос её упал до боязливого шёпота, – как там, наверху…
Арриэтта ничего не сказала. Но через минуту спросила:
– А как там, наверху?
Хомили вытерла лицо передником и пригладила волосы.
– Твой дядюшка Хендрири, – начала она, – отец Эглтины… – И тут она остановилась. – Послушай!.. Что это?
Издали донёсся еле слышный звук… словно защёлкнули щеколду.
– Отец! – воскликнула Хомили. – Ой, на что я похожа! Где гребешок?
У них был даже гребешок – крошечный серебряный старинный гребешочек для бровей, выпавший когда-то из ларчика в верхней гостиной. Хомили быстро провела им по волосам, сполоснула красные, заплаканные глаза, и когда появился Под, она, улыбаясь, разглаживала обеими руками передник.
Под медленно вошёл в комнату всё ещё с мешком на спине, прислонил к стене шляпную булавку с болтающейся тесёмкой и поставил посреди кухонного стола чашку из кукольного сервиза, выглядевшую здесь салатницей или суповой миской.
– Ой, Под… – начала было Хомили.
– Блюдце тоже принёс, – сказал Под. Он опустил с плеч мешок и развязал его. – Принимай! – И он вытащил из мешка блюдце. – Как раз в пару.