– Не реви, уже нормально всё, – Матвей ласково погладил Даниэля по голове, и тот всхлипнул. – Потопали домой. А то там тётя Фира, небось, всю улицу уже взбаламутила…
И они пошли. До коммуналки было ещё три квартала.
Хулиганы не отставали, брехливыми собачонками бежали позади. Тявкали время от времени, поддеть пытаясь.
– Дядь, а, дядь…
«Дядя» шестнадцати лет от роду усмехнулся в едва отросшие усы.
– А ты его куда? Зачем?
– Знамо зачем – кровь-кишки выпускать!
Улыбка Матвея на секунду исчезла. Вернулась.
– Не, они ж так только с христьянами поступают.
– А как?
– Младенцев крадут. И на их крови мацу́ свою замешивают…
«Враньё!»
На челюсти Матвея заиграли желваки, а рука, что держала потную ладошку Даниэля, стиснулась крепче.
Даниэль оглянулся на шпану. Затем обеспокоенно посмотрел на Матвея.
– Дядь, а, дядь…
– Слу-у-ухай, так я ж его знаю. Мамка рассказывала!
– Что? Что?
– Так это ж этот. Безотцовщина!
– Моть, не слушай их… – тихонько попросил Даниэль.
Матвей, не убирая улыбки, глянул на чумазого друга и подмигнул. Но за улыбкой скрывались крепко сжатые зубы.
– У него отец в войну пропал.
– Или не пропал.
– Наши прибили!
– За то, что с фашистами нюхался!..
– Или вообще слинял. Со всякими недобитками теперь на пляже валяется! За границей!
– А мать его…
Тут уж Матвей не выдержал. Бросил Данькину ручонку, развернулся единым движением на каблуках – во взгляде чёртики, кулаки сжаты для драки…
Хулиганьё бросилось прочь. С писком, визгом и хохотом.
А потом снова на хвост им сели. Так и довели до коммуналки.
«До нервного тика», – подумал Матвей.
Разумеется, тётя Фира уже неслась им навстречу, в шлёпанцах и бигуди.
– Данечка! Нашёлся!..
Были объятия, слёзы… Кулак в сторону хулиганов. А затем – чайные посиделки в тёть-фириной комнате.
Обмазав Даниэля йодом до такой степени, что он стал похож на индейца, тётя Фира завела привычную речь:
– Вот вырастешь большой-пребольшой, умный-преумный мальчик… В науку пойдёшь, а они… Да что они – тьфу! Шпана, бандиты! Ясно всё, по одному слову. А ты у нас…
Матвей слушал, держа розетку с вареньем из крыжовника. Цеплял вязкую, липкую массу чайной ложечкой и мрачно думал. Вот закончит Даниэль школу, захочет на особо престижный факультет поступать… И поймёт, что на одних мозгах туда не пролезешь. Не сможешь учиться там, где хочется, ведь не только шпана гнобит евреев: есть в некоторых институтах негласное правило, определённый процент для той или иной национальности. Дискриминация.