Как там было тепло и уютно! Я очень порадовался за новых обитателей старого дома. Значит, они купили квартиру совсем недавно. Может, и ещё кто-то скоро поселится на берегу?..
Я присел на голубую лавочку у воды. Море шелестело, что-то шептало, перекатывало песок. Так спокойно и радостно было мне. А утром разыгралась метель. Снег шёл крупными хлопьями. Мальчик с мамой лепили снеговика почти у прибрежной полосы. Я беспокоился – как бы не провалились в воду! К счастью, наст выдержал. Снеговик гордо красовался, но никто не видел его – не было никого на берегу в такую вьюгу!
Метель залепила окна причудливыми узорами, а берег замела так, что было невозможно идти. Я едва добрался до своего временного жилища! Правда, прохожие отдыхающие люди протоптали в снегу тропинку, и она тянулась до Булдури в одну сторону и до Пумпури – в другую. Образовался узкий коридорчик среди бескрайнего снега и бескрайнего моря…
По этой тропинке я и добрался к вечеру в Дубулты. В лютеранском храме шла служба, звучал орган. Прилетел Мала, и в темноте быстро доставил меня к окошку с витражами. Мы удобно устроились снаружи, и нам удалось послушать музыку.
На небе снова показалась огромная луна. Казалось, и она, и сосны слушали орган и радовались тихому предрождественскому вечеру…»
– И ничего не случилось? Никакого страшного или забавного приключения? – разочарованно протянул польский гном Мирек.
– Да, ничего особенного не случилось, – ответил Гном Юр.
– Но это и есть особенное, – сказал Веноушек. – Я так ясно представляю себе этот берег, волны, вихри снега, и одинокое окошко, светящееся на берегу… Ведь это земное чудо! И никакой сказки не надо! Это и есть сказка.
– Верно, – поддержал Веноушека венгерский Гном Янош. – Все живы и здоровы, все вместе, нет ни войны, ни шторма, и есть свой уютный дом. И ёлка. И Пушкин…
И все согласились с ним.
А потом гномы пели. Амадеус, конечно, напевал Моцарта. Веноушек и Янош – народные песни. А гном из Москвы Александр взял гитару и запел:
Когда лампа разбита,
Огонь умирает в пыли.
Когда буря забыта,
Всё меньше радуг вдали.
Когда лютня упала,
Струна звенит всё слабей,
Когда речь отзвучала,
Смолкло пение, в тишине стали слышны голоса снизу, где-то залаяла собака, совсем недалеко протрубил олень.
«Изменились люди, – вздохнул польский гном Мирек. – Раньше каждое утро у крылечка стояла для меня тарелочка с кашей или супом. А теперь редко, почти никогда».