Катилина первый начал охоту за политическими противниками Суллы по проскрипциям. Убивал без суда. С особой жестокостью расправился с сенатором Марком Гратидианом, своим личным врагом: колол кинжалом, заставляя просить о пощаде, затем протащил живого на аркане за конём по улицам; после схватил за волосы одной рукой, другой отсёк ему голову мечом, со смехом показывал «трофей» гражданам. После этого случая люди говорили, что он оправдывает свой когномен Катилина, то есть «зверёныш».
Привыкнув на войне убивать людей, в один из приездов в родовое имение, он в ссоре убил старшего брата. Заметая следы убийства, уговорил Суллу включить имя брата в проскрипционные списки задним числом как «врага римского народа». Переписав на себя имение, Катилина совершил нечто подобное с Квинтом Цецилием, мужем своей сестры, человеком абсолютно мирным, далеким от политики. Продолжая безнаказанно бесчинствовать, соблазнил весталку, девственную жрицу богини домашнего очага Весты. За кощунство ему грозила смерть, но вмешался Сулла: диктатору было достаточно объяснения Катилины, будто он «не совершал насилия, лишь пробовал на прочность веру отцов». Катилину оправдали, а весталку за её грехопадение замуровали в склепе, где она долго и мучительно умирала.
Интерес к девственным жрицам у Катилины не пропал. Его обвинили в кощунственной связи с весталкой, оказавшейся единоутробной сестрой Теренции, супруги Марка Цицерона. Дело передали в коллегию понтификов под председательством Катона Старшего, которая в эти дни рассматривала подобное обвинение против полководца и претора Марка Красса: его тоже уличили в совращении уже другой жрицы девственной богини Весты.
Процесс против Марка Красса инициировал консул Гней Помпей с целью помешать провести закон о восстановлении прав плебейских трибунов. Красс объяснил свои отношения со жрицей желанием купить у неё поместья, – «а святотатства себе он не позволял». К тому же должность претора давала Крассу иммунитет. Судьям этого оказалось достаточно. Вина Сергия Катилины также «не подтвердилась». Весталку освободили от обвинений, рассмотрение дела прекратили. Как позже выяснил Цицерон, для обвинительного приговора в делах Красса и Катилины у понтификов не хватило принципиальности. Если бы их осудили, выходило, что «осквернение весталок привело бы к нарушению мира с богами и гибельным последствиям в государстве».