– А меня ты любишь?
– Я тебя тоже очень люблю, – сказал я искренне, одновременно радуясь, что могу вот так в завуалированной форме ответить на первый вопрос жены.
Мы помолчали. Лена растерянно пожала плечами.
– Не понимаю, как можно любить двух женщин одновременно… Разве так бывает?
Я любил свою жену. Я любил тебя. Мне было жаль вас обеих. Но я не стал этого говорить.
А больше мне сказать было нечего.
* * *
На следующий день я после работы поехал в церковь. На часы не посмотрел, наивно полагая, что доступ к богу круглосуточный. Было уже темно. Возле входа горели фонари, будто призывая прохожих не проходить мимо. Но как только я зашёл в притвор, меня остановили:
– Храм закрывается, – решительно преградила мне дорогу высокая худая женщина мрачного вида в чёрном подряснике до пола.
Нет, это невозможно…
– Я ненадолго. Я уйду, как только скажете… Пожалуйста…
Мой взволнованный вид озадачил женщину. Она помолчала, затем продала мне две свечки и, выслушав сбивчивые вопросы, показала в уже полутёмном помещении церкви большую икону преподобного Серафима Саровского и икону святого Пантелеймона. Сказала, что Пантелеймон отвечает за здоровье. Я кивнул и подошёл к Серафиму Саровскому.
Преподобный Серафим испытывающе глядел на меня, а я на него.
Что говорят в таких случаях? Какие слова? Какие молитвы? Я никогда не знал ни одной молитвы, потому что вырос в атеистической семье. И как вести себя в церкви, тоже не знал. Я просто стоял и смотрел на отца Серафима. А потом из меня слова полились сами собой.
«Батюшка Серафим, ты всё знаешь… Ты знаешь, как я люблю Тоню, как много она для меня значит. Я очень хочу ей помочь. Очень! Но сил моих, возможностей моих не хватает. Батюшка Серафим, помоги! Помоги Тоне. Дай ей силы, дай ей терпение, дай ей надежду. Помоги врачам. Помоги им понять, как лечить Тоню, как вернуть ей здоровье. Помоги мне. У меня есть только моя любовь, и если это возможно, пусть она поможет Тоне. Пожалуйста… Батюшка Серафим… Я так её люблю…»
Возле иконы целителя Пантелеймона зажёг вторую свечу. А через несколько минут боковым зрением увидел за собой высокую чёрную фигуру.
– Храм закрывается, – твёрдо повторила хмурая женщина. – Оставляйте свечи. Я их сейчас затушу, а завтра утром зажгу.
Я молча кивнул и вышел из храма.
В церковь я ходил редко. Только когда сильно прижмёт. И всякий раз, подходя к месту общения с богом или покидая его, испытывал неловкость. Я знал, что нужно осенить себя крестным знамением, но креститься при посторонних стеснялся. Вот и сейчас, приостановившись на паперти, замялся. Мимо шли две женщины и о чём-то оживлённо беседовали. Я замер. Потом вспомнил, как сам наблюдал людей, которые крестятся. Никакого удивления или недоумения они у меня не вызывали. Повернулся лицом к церкви и неуклюже перекрестился.