Я опять встала на пятнадцать минут пораньше, чтобы сварить кофе. На запотевшем окне я решила нарисовать сердечко. Пашка вышел из комнаты, увидел рисунок и сказал:
– Доброе утро, Верусик!
Я знала, что люблю его, даже после того, как он отреагировал:
– Верусь, ну вот зачем? Я и так знаю, что ты меня любишь. Стекло-то зачем пачкать? Не трогай больше стекло.
Он выпил кофе и съел рисовую кашу на соевом молоке.
На выставке мы рассматривали новую коллекцию бабочек.
Потом мы пришли домой, Паша включил музыкальный центр, лёг на кровать и подозвал меня.
Мы полежали так немного. Я помяла его уши. Я очень любила к ним прикасаться, потому что таких нежных и мягких ушей ни у кого не встречала.
Утром я сварила чёрный кофе и снова ждала, когда он выйдет и скажет: «Доброе утро, Верусик».
А он вышел и сказал.
Пашка пил кофе, ел лёгкий овощной суп. Вечером мы вернулись с очередной выставки. Он включил музыку и позвал лечь рядом. Пашка обнял меня и потрепал мой пирсингованный сосок.
– Паш, – поворачиваюсь к нему, – а подари мне новые украшения!
– Не подарю, Верусик.
Но на следующий день меня на кухне, прямо в тарелке с горячими гренками, ждали серебряные колечки.
Вот какие сюрпризы он любил.
– Паша, а ты точно меня не дуришь? – спросила я после очередного похождения на кухню, за которым снова подсмотрела ночью.
– Что, Верусь?
Самое страшное то, что я доверяла Пашке. Даже когда находила у него в кармане женские сигареты «Вог». Он отвечал, что действительно курит такие.
В его карманах были найдены чупа-чупсы и жевательные конфеты. Зефир и козинаки с налипшим мехом от кармана куртки. Чеки из Макдональдса и КFС. И снова женские сигареты. Несколько раз я ломала их прямо в его кармане. Табак сыпался, и от моих рук ужасно воняло.
Как-то раз я прихожу домой и застаю Пашку, привязанного за руки и за ноги верёвками к кровати. Он не мог освободиться и начать говорить, потому что рот был заклеен весьма прочным, толстым слоем из пластырей, скотча и широкой липкой ленты. На матрасе было жёлтое пятно и пахло солью и сыростью. Свет был погашен, шторы опущены. Комната приобрела к вечеру жутковато-тёмный, мрачный вид. Я решила, что шторы нужно срочно открыть. Этим я и занялась, как только прошла в комнату.
Я чувствовала, что Пашка смотрит на каждое моё движение. Это чувство было где-то внутри тела, а может, окружающего пространства.