– А кто говорил, что будет легко? «Ходите тесными вратами»… Помнишь?
Коба отрицательно покачал головой.
– Плохо тебя учили в семинарии! «Блаженны изгнанные за правду… Вас мир ненавидит, а Меня возненавидел прежде»… Помнишь?
– Т-товарищ Христос? Иисус Иосифович? – Коба бросился на колени перед жандармом и припал к его руке.
– Это всё ваши человеческие имена. – Жандарм поморщился. – Зови Меня просто – Владыка.
– Да, да, Владыка! Но что же теперь будет?
– Претерпевший до конца спасётся. Последние станут первыми…
– Но когда это случится? Когда?
– О часе неизвестно даже Мне. Крепись и бодрствуй! Ты приглашён на Пир.
– Но как я попаду туда?
– Просите и дано вам будет, стучите и отворят вам!
Жандарм освободил свою руку из цепких объятий Кобы, театральным жестом отдал честь, развернулся, открыл дверь и вышел из дома. Дверь заскрипела и тяжело хлопнула.
Коба открыл глаза.
– А вот и мы! Коба, принимай гостей! – Товарищи по ссылке пришли навестить его и принесли какую-то еду.
Коба непонимающе смотрел на них.
– Коба, ты здоров?
Коба медленно поднялся с кровати и набросил пальто.
– Мне нужны деньги и новые документы! – не глядя на еду, сухо сказал он.
– Сделаем, Коба, – один из товарищей кивнул и дернул за руку другого. Не задерживаясь, они покинули негостеприимного хозяина.
III
Январь 1924 г., Москва
Сталин вышел из дома и сел в машину. Автомобиль медленно повёз его по заснеженной Москве. С верхушки тополей с громким карканьем слетела стая ворон. Сталин достал из портфеля лист бумаги и стал править свои тезисы к XIII Партконференции:
«Значит, так… Сначала надо подтвердить необходимость снятия Антонова-Овсеенко[1]. Надо показать этим демагогам, что дискуссия о внутрипартийной демократии не должна подрывать единства партии.
Затем… Обозначить руководящую роль ЦК в борьбе против бюрократизма… Ибо кто будет бороться с бюрократией партийного и государственного аппарата, если не сам аппарат?
Нельзя противопоставлять партию и партийный аппарат, как это делает Троцкий[2]. Партия и аппарат – это одно и то же… Единство партии – первостепенная задача… Так, хорошо…»
Сталин выглянул в окно автомобиля и замер: в небе над Москвой-рекой висел огромный воздушный шар с портретом Троцкого. «Что это? Кто посмел?!»
Автомобиль съехал с моста и начал движение по набережной.