– Среди его учеников есть даже блудница. Она говорит, что отказалась от ремесла. Но есть ли вера таким, как она? Я не видел ни одной женщины подле тебя! Они приходили – ты не отказывал им в помощи, но никогда не брал в ученики.
– Ты не все знаешь про меня, – очень тихо произнес учитель, и в его глазах впервые за беседу вспыхнул огонек жизни. Вспыхнул и тут же потух. Но Адир счел это признаком лжи. На что еще готов прежде чисты и безгрешный учитель, чтобы оттолкнуть его?
– Не гони меня! Я не вернусь обратно! Ты мой машиах, и я умру за тебя, если потребуется! – закричал ученик, внезапно нарушив вечернюю тишину пустыни. Даже учитель, прежде сохранявший безмятежность, невольно вздрогнул.
– Не нужно за меня умирать, оставь эти мысли, – он недовольно покачал головой, – Лучше живи. За меня, за Него, за себя… За всех нас, – он молитвенно поцеловал ученика в лоб и поднялся. Адир поспешил обнять его ноги, чтобы не дать уйти, но учитель оказался ловчее, и ученик поймал только воздух. Учитель отправился в путь, опираясь на посох, увитый терновой ветвью.
Адир, как заворожённый, смотрел на освещенную солнцем фигуру, стремительно удалявшуюся в пустыню. Он был раздавлен и убит: его оставили. Не по ошибке, не для испытания, а по принятому раз и навсегда решению. Ошибочному решению.
Что делать, куда теперь идти, кому и чему верить?
Учитель уже почти растворился в дрожащем воздухе, когда нерадивый ученик вдруг бросился вдогонку. Он бежал, спотыкаясь и путаясь в своем кетонете. Бежал пока не запнулся о колючки, и не упал в песок.
– Не бросай меня, я не найду дороги обратно! – он плакал, плакал навзрыд, стыдился своего детского плача и рыдал от этого еще сильнее.
Он остался один. Совсем один, посреди пустыни.
***
Руки, связанные за спиной, затекли – пальцы едва шевелятся. Разбитая скула саднит. Из рассеченной брови кровь стекает в глаз, застилая мир красной пеленой.
Противные мелкие капли колют лицо. Дождь не утихает с вечера – приходится стоять на коленях в грязи раскисшего скотного двора. Мокрый влажный холод пробирает до костей. Зубы стучат, ты дрожишь. Дрожит каждая частичка твоего тела в отчаянной попытке согреться. Но согреться невозможно – с гор дует пронизывающий злой ветер, пресекая все попытки взрастить тепло внутри себя.
Зато от «чеха» идет пар. Он сыт, доволен и горяч. Он провел эту ночь дома, перед печкой, а не в промозглой яме, залитой водой. Рыжебородый, голубоглазый, огромный, как кусок скалы, – настоящий берсерк, а не «чех».