Решительность и способность к инициативе была в нем громадная и сказывалась во всем. Он и в других любил это качество.
– Отчего это вы не были с нами? – спросил он раз меня, после одного дела в Журжеве.
– Да я просил у вашего отца.
– У «паши»… Ну и он отказал вам?
– Да…
– А вы вперед не спрашивайтесь, а прямо поезжайте… Если спрашиваетесь – значит, и вы сомневаетесь, и другого заставляете сомневаться, можно ли… А коли прямо едешь, так и вопрос о возможности уж тем самым решен. Я вообще терпеть не могу спрашиваться. Берите на свою ответственность и не спрашивайтесь впредь.
Потом я оценил этот совет вполне…
Под конец журжевской стоянки и потом в Систове Скобелеву приходилось уж невтерпеж. Слишком стали его травить доморощенные Александры Македонские.
Только было заикнется Скобелев о своем боевом опыте:
– Ну, вы опять про ваших халатников!.. Это совсем другое дело… Вы там по вашим степям черепахами ползали, а мы перелетим орлами…
– Крыльев-то хватит ли?..
– Весь план кампании так рассчитан: позавтракаем мы в Систове, пообедаем на Балканах, а поужинаем в Константинополе!..
– Ну, давай Бог…
– Уж вас не спросим… Вам-то Георгии там легко доставались…
И куда смыло потом после первого похода за Балканы и трех Плевен этих высокомерных стратегов… Тише воды, ниже травы стали они, словно мокрые курицы опустили свои еще накануне встопорщенные крылья… У Скобелева раз о таком, ныне, впрочем, уже покойном герое, вырвалась меткая фраза…
– Сам себя разжаловал!
– Как это?
– Да из Александров Македонских – в Буцефалы. И чудесно под седлом ходит, всяким аллюром!..
Больше всего в это время, как и потом, вредили Скобелеву его друзья. Не те боевые товарищи, которые действительно знали и любили его, а петербургская большесветная опрометь, записавшаяся в дружбу к молодому генералу и в виде вящего доказательства этой дружбы рассказывавшая о нем Бог знает что. Некоторые из них своевременно наезжали в Ташкент за Георгиями, прикомандировывались к Скобелеву в Фергану и, не получив крестика, с бешенством возвращались назад, распуская о Михаиле Дмитриевиче самые чудовищные слухи. Один, например, лично уверял меня, что Скобелев не храбр.
– Помилуйте, он трус… Совсем трус. Всего боится.
Встречаюсь я с ним после войны.
– А трус-то ваш богатырем оказался!
– Да ведь это его корреспонденты таким изобразили…