В сторожку вошёл Голотин, налил в кружку чай сел за столик, не снимая шапки.
Слышь, Степан! – Повернулся к нему Михаил. – Я одного мужика в Хабаровске знаю, он там, «в верхах», – и Немов под-нял вверх указательный палец – какой-то шишкой ошивает-ся… Короче – «юным мичуринцем«…работает.
– Я не понял… кем работает? – Степан с удивлением по-смотрел на Михаила.
– Он…где-то в каком-то архиве работает… Короче – хре-ном груши околачивает и получает законную зарплату… Так он мне чё сказал… – Мишка отхлебнул глоток чая.
Степан отвернулся, громко высморкался, вытер нос гряз-ным носовым платком: – Так…, что там, Миша…, твой знако-мый, сказал?
– Так, он чё говорит…, – Михаил сделал глоток чая – еже- ли медвежачью шкуру снять, только так, чтобы на лапах когти были, и голова при шкуре осталась, то за это можно та-а-а-ки-и-ие деньги зашибить – нам втроём за месяц не заработать!
Там, у них, мужички есть – спецы высшего класса, так всё об-делают, только держись! А потом…, представляете, мужики, у какой-нибудь большой шишки… в шикарной квартире на полу в кабинете, или в гостиной… медвежачья шкура… с головой, с глазами и оскаленной пастью… Представляете?
– Представляю, Миша, представляю…, – поддержал его Степан – а ещё я представляю, как он гостям трепаться будет, что этого медведя он сам лично убил…
– Да пусть треплется, языком молоть – не мешки таскать. – Равнодушно ответил Михаил. – Только, чтобы деньги нам хо-рошие заплатил… Думаю, стоит попробовать. Ты, Сергей, как думаешь – стоит?
Сергей молча пожал плечами.
Михаил молча, с нескрываемой и какой-то ядовитой усмешкой, посмотрел на него и обратился к Степану:– Ну, что, Степан, прогрелся твой «пылесос»? Тогда, запрягай – и пое-хали: время не терпит.
Поднявшееся над сопками солнце проткнуло своими лу-чами густые кроны заснеженных елей, и они, рассыпавшись фонтаном искр, засверкали на снегу всеми цветами радуги.
Сергей смотрел на эти застывшие в скорбном молчании ели, на сверкающий разноцветными искрами и, какой-то не-обычно, золотистый снег. Запрокинув голову, он долго смот-рел на высокое, до боли в глазах лазурное небо, и чувствовал, как что-то горячими тисками давило его внутри.
Который раз, за эти несколько дней, он проклинал себя за то, что сказал Михаилу про найденную берлогу, за то, что не хватает смелости просто так, взять и отказать ему, не подчи-ниться.