– А что там?
– Больница, большая больница, пойми, больница. Я сам лежал там с тифом. Они меня вылечили. У тебя много вшей, тебе обязательно нужно туда попасть.
Я пощупала свои волосы и ничего не почувствовала, мои руки были совершенно отморожены.
– А ты, почему был в больнице?
– Удрал из плена.
– А ты сейчас куда?
– На восток! На восток!
– А почему?
– Там есть леса.
– Ну и что?
– В стороне реки Буг много лесов. В лесах – партизаны. Я к ним иду!
– Я тоже хочу туда! Возьми меня с собой.
– А я тебя не возьму! Ты больна и ты малютка, я не буду умирать из-за тебя.
У нас обоих слезы на глазах. Он погладил меня по щеке. Оставил мне еще кусок пирога и исчез. Он исчез за открытыми воротами и пропал в слеплящем свете зимнего солнца.
Я повернулась налево к Верочке. Моя милая одноклассница. Я ее спрашиваю:
– Ты видела и слышала все?
– Я все видела и слышала, – говорит Верочка, – но я не знала, что есть такие люди, как этот мальчик. Я на твоем месте никуда бы не пошла. Лучше всего спи. Смотри сны как в кино, это чудно, а потом умираешь и все.
– Скажи, может, ты пойдешь со мной ночью?
– Не знаю, может быть. Разбуди меня, если я усну, перед тем как ты уйдешь.
Я старалась не засыпать. Ночь упала рано. Я посмотрела на Веру и крикнула. Она мне не ответила. На сей раз, этот сон был роковой. Вера, хорошая, симпатичная, милая девочка! Верочка уснула. На сей раз навсегда.
Я собрала свои тряпки, поправила свой портянки. Было трудно, мои пальцы меня не слушались. Встала и вышла на холодную зимнюю дорогу, покрытую серебристым снегом и освещенную полной луной. Я иду с большим трудом и очень осторожно, боюсь, что мои портянки могут развязаться. Я хромаю по сугробам. Не чувствуя ног. Не чувствую рук тоже. Узелок, который у меня был в руках, исчез. Вдруг колокольчики! Сани с колокольчиками! На санях лежат укрытые шубами два немецких офицера, а лошадка бодрая бежит. Не могу убежать, нет сил. Останавливаюсь. Кучер спрашивает меня и смеется:
– Куда ты, красная шапочка, куда?
– В больницу.
– А почему?
– Папа и мама уехали, поезд разбомбили, а я осталась одна. А сейчас не могу ходить, замерзла.
Я слышу себя и удивляюсь, насколько я равнодушна. Я стала такой, как Вера, по дороге в другое место. Немецкие офицеры остановили сани и говорят по-немецки:
– Дас ист айн кляйнес метхен. Вогин гейст ду? (Это маленькая девочка. Куда ты идешь?)