Когда осенний ветер дует, и иней холодом идет,
Прекрасен свет луны. И зеленеет осенних вод волна.
То там, то тут вдруг вскрикнет гусь
и, плача, полетит.
Опять мне слышно! В золотой колодец
падет ведь лист павлонии одной.
В то время, как там, под кроватью,
треск насекомых все сильней,
Тут, на кровати, плачет дева,
в слезах вся яшмовых она:
«Ушел мой милый в поле брани за много-много
тысяч верст».
Однако и сегодня ночью в «Воротах яшмы»[71] лунный свет.
Хотела сшить я новую одежду,
но слишком холоден на ножницах металл.
Тихонько позвала служанку,
чтоб та утюжек поднесла.
Но не заметила того я, что не горячий уж утюг.
Заслушалась игрой на цитре. И чешется на голове.
Увял уж лотос в маленьком пруду,
и пожелтели листья у банана.
И первый иней бел на черепице,
где утки мандаринские в узоре.
Тревоги старые и новые обиды: не просто
с ними будет совладать.
К тому же в комнате для новобрачных —
лишь стрекотание сверчка.