– Кто ты? – спросил незнакомец.
– Я?.. Я?.. А мне разрешили!
– Этот корабль принадлежит мне. Что-либо разрешать или не разрешать здесь могу только я.
Он встал и медленно направился к ней. Марта почувствовала себя маленькой и беспомощной. Но он улыбнулся и протянул ей руку. Немного помедлив, она дала свою.
Они шли через анфиладу комнат, нарядных, словно ёлочные игрушки. Затем вошли в лифт. Всё остальное перестало существовать – был только он, его руки, его ласковые глаза и голос. Марта сияла. Её переполняло чувство доселе не испытанного блаженства. Двери лифта распахнулись – перед ними был космос. Они взялись за руки и полетели, кружась и играя друг с другом, сплетаясь как стебли двух цветков. Набирая полные пригоршни маленьких звёздочек, Марта писала ласковые слова любви и их имена…
Что-то произошло.
Чужая местность, море, скалы, комната, погружённая в темноту, открытая всем ветрам. Марта сидит возле окна, перебирая страницы тяжёлой книги, лежащей у неё на коленях. Взгляд её рассеян, временами в нём мелькает какое-то болезненное недоумение – точно она пытается что-то вспомнить, понять – и не может. Глубокая тоска окутала её сердце. Не в силах больше оставаться в комнате, Марта выходит из дома.
Ночь. Тишина. Волны бьются о скалы. Как она попала в это безлюдное место? Откуда на ней это платье и украшения? Их тревожное позвякивание надрывает душу как воспоминания об утраченном рае. Ей одиноко и никак невозможно понять: почему она здесь? Что с ней произошло? Она идёт вдоль берега, погружённая в свои мысли – светлая точка на тёмной извилистой дороге. Она не слышит приглушённых голосов и шороха.
Всё произошло внезапно: прыжок, удар, боль, чьи-то руки, торопливо срывающие с неё украшения. Но вдруг на лице её появляется светлая улыбка. Она обнимает своего убийцу и радостно шепчет: «Это ты!?»
Он замер, как громом поражённый.
– Это – ты!? – восклицает он в ответ, заключая её в свои объятия.
Текст, написанный на бумаге. Чьи-то руки, неторопливо переворачивающие страницы.
«…лежала у окна. Она казалась не живой, а хрустальной, да, руки, шея и лицо были словно бы отлиты из матового стекла. Бледно-матовое лицо – и холодный взгляд прозрачных глаз. Тем, кто случайно попадал в поле её зрения, становилось не по себе.
– Она больна, физически больна, – пояснили мне, и эти слова почему-то застряли у меня в мозгу, как заноза. «Больна, физически больна», – вновь и вновь слышал я, и мне хотелось закричать – в этой фразе было что-то ужасно несуразное, а главное, я не мог понять, что именно».