– Почему ты называешь меня императором? Я ведь цесаревич.
– Я увидел корону на вашей голове. Я видел ее мгновение. Это было предчувствие, а оно не обманывает. Вы станете императором.
– Как хотел бы я быть королем в вашей стране, а здесь, то есть там, в той варварской стране – никогда.
– Ваше императорское величество, не будем говорить о суетном и мелком. Я пойду впереди, а вы шагайте по моим следам, смотрите мне в спину и вспоминайте что-нибудь душеспасительное.
И Борислав пошел следом за Францем. Франц шагал уверенно. Ему было знакомо это безликое место.
Борислав боялся потерять провожатого из вида. Он, вцепившись взглядом в узкую спину Франца, пожелал думать о душеспасительном, но в голову ничего не приходило. Читать молитву? Странно и глупо. Здесь нет ни земли, ни неба. И куда устремлять поток церковной благодати, неизвестно. Возможно, вверх, а, возможно, вниз. Нужно вспомнить что-нибудь хорошее. Из детства, к примеру. А было ли оно? Франц сказал, что это нигде. Наверно, это и никогда. Сознание спуталось и утонуло в убаюкивающей какофонии мыслей.
Франц исчез. Борислав сглотнул испуганно. Он заметил спины идущих солдат. Да, это солдаты. Они, одетые в теплую одежду, несли через плечо странные короткие мушкеты. Рядом с солдатами ехали повозки без лошадей. Повозки грохотали металлически и урчали как голодные звери.
…
Взводу удалось войти в город без потерь по единственной не перекрытой врагом дороге. Дороге жизни, как ее назвали. Она стала тонкой нитью, связавшей город с миром. Но путь, по которому доставляли продукты, медикаменты и многое, что необходимо для выживания горожан, был опасен. Часто налеты вражеской авиацией уничтожали обозы. Гибли люди.
Правда, в этот раз морозный воздух звенел непривычной тишиной. Уже спустилась ночь, и колючее молчание звезд зависло над колонной. Она тянулась и тянулась сквозь белое безмолвие. Только рев грузовиков, лязг металла и редкие разговоры. А небо спокойно. Люди отвыкли от мирного неба.
Среди бойцов взвода был Леонид. Он, погрузившись в свои мысли, вспомнил, как его друг Данила однажды сказал, что беспокойство, вызванное тишиной, не беспочвенно. Это предчувствие, а оно куда важнее на войне холодного рассудка. «Не знаю, – сказал тогда Леонид, – возможно, ты заблуждаешься».
Сейчас Данила шел впереди. Леонид видел его фигуру в мешковатой телогрейке, и она показалась почему-то нереальной. Не сочеталась аристократичная внешность Даниила, с этой простой и грубой одеждой.