Айна стояла между корней, где родник, бурлясь, затекал в
глубокую промоину, почему-то слегка паря. Стояла голышом, светлея
золотистым гибким телом на фоне бугристой коры. Темнели и багровели
размашистые пятна от удара ветвью, такие, что казалось странным –
как тиллвег могла стоять? От крепкой небольшой груди,
вспухшей двумя рубцами и до твердой даже на вид задницы – почти
сплошной кровоподтек.
А еще ее волосы оказались безумно красивыми. Живой медью
липли к гладкой коже, перекатывающимся мускулам, превращающим и без
того чудесную женскую красоту в идеальную.
- Вот так манку всегда и завлекали дураков вроде тебя,
красавчик. – сплюнул сзади Чихъ, ни разу не хрустнувший подходя. –
Сводили с ума и делали своими рабами.
- Врешь ты все, Лис. – лениво ответила Айна. – И завидуешь,
потому как он молод и явно красивее тебя. Освальд, я бы на твоем
месте помылась. Полтора дня Квиста пахнут, с непривычки, очень
сильно. И точно перебивают смрад дохлого лютобоя.
- Ничего страшного. – Освальд присел у дерева, скинув,
наконец, флягу. Спина пела песню страданий и он с ней соглашался. –
Потерплю.
- Дурак. – Айна достав из воды зло бьющуюся пиявку с лапами,
прижала к круглому и почти черному пятну на левом бедре. Тварь тут
же вцепилась, прокусив кожу и обмякнув, на глазах становясь еще
темнее и плотнее. – Твое дело.
- Манку даже змеи не кусают, боятся отравиться и помереть. –
фыркнул Чихъ. – А кровососки их лечат, боятся, что иначе приколет к
дереву и оставит птицам.
- Племена всегда нас боялись и завидовали. Делай рогатину,
Лис, хватит трепать языком. Квестор, поможешь мне с мазью?
Она подошла ближе, встала, тряхнув медью, мокро облепившей
качнувшуюся упругость. Освальд, чуть не расплескав в стороны
совершенно размякшее тесто, кивнул и встал.
- Чихъ из лесного народа, верно?
- Да. Он последний Лис.
- Но у него нет татуировок.
- Конечно, он же Лис, все лисы хитры и могли спокойно
уходить за засеки, бродить среди людей, устраивать засады там, где
их не ждали.
- Мы не воевали с людьми.
- Ты еще скажи, что не приносили жертвы своим духам,
старик.
- Мы никого не убивали и никому не выпускали кровь с
кишками.