Когда я сказала, что порученный моим заботам пансионер проживает на втором этаже западного крыла, в допрос вклинился Мертон:
– Это, кажется, лучшее место для наблюдения. Не так ли, Джеймсон?
– Так же верно, как и смерть моего батюшки, инспектор.
– Доктор, нам придется опросить пансионеров из этого крыла.
Для Мертона это было самое обычное распоряжение, однако Понсонби едва не забился в конвульсиях. В нем, как частенько бывало, вступили в борьбу противоположные чувства: обязанность помогать правосудию столкнулась с заботой о репутации Кларендона. Понсонби даже поднялся со стула.
– О да, инспектор Мортон, мы в Кларендон-Хаусе всегда сотрудничаем с законом.
– Мертон, – поправил инспектор.
– Да, прошу прощения, однако… у нас также есть пациенты… и их уважаемые семьи. Я не хочу сказать, что уважение к семьям выше, нежели уважение, которое вызывает у нас правосудие… Я только прошу вас учитывать специфические особенности нашего пансиона, в котором деликатность…
Мертон тоже встал, на лице его читалось нетерпение.
– Доктор Понсонби, я учитываю. Но…
– Всегда найдется какое-нибудь «но», – благодушно прокомментировал его помощник.
– Но Скотленд-Ярд, сэр, и есть синоним деликатности.
– В этом я и не сомневаюсь. – И Понсонби перевел моргающие глаза на меня. – Не будете ли вы столь любезны… сопроводить господина инспектора… в комнаты наших пансионеров второго этажа, западное крыло? Они наверняка уже закончили ужинать. Такой визит их не сильно обеспокоит.
Мне подумалось, что Понсонби выбрал именно меня не только потому, что я случайно оказалась рядом. Я была новенькая, а потому меньше других посвящена в жизнь и частные секретики пансионеров. При моем участии Понсонби обеспечивал нашему обходу дополнительную деликатность.
Я испытывала естественный страх перед полицией – даже больше, чем перед злоумышленниками, поскольку при встрече с последними у тебя всегда есть возможность обратиться в полицию. Иными словами: когда передо мной зло, у меня остается надежда на помощь добра, но кто же защитит меня от добра?
Теперь вам понятно, отчего, пока я вела гостей по лестнице, а ужасный худосочный инспектор прямо-таки наступал мне на пятки, я все равно нервничала. Убийство – это убийство. Речь идет о чем-то серьезном, о чем-то реальном. Это даже не подпольный спектакль, когда тебя утешает сознание: я только зритель. Конечно же, я никоим образом, даже отдаленно, не связана с этим убийством, но ведь сейчас я нахожусь