– Идите на хуй, я – Василенко!
Это стало девизом недели, затем месяца и вообще всей жизни Паши. Встретив его в Нью-Йорке через шестнадцать лет, Розенберг закричит на всю улицу: «Идите на хуй – это Василенко». Половина улицы понимающе обернется.
6. Собственно, гусли
В парке было холодно.
Впрочем, об этом можно и не упоминать: в семь ноль-ноль в ожидании драки всегда холодно.
Мы приехали на час раньше. Не спалось. По дороге подобрали Кагановича, который накануне измучил всех жалобами на расписание троллейбусов в ранние утренние часы.
Арчил нервничал в ожидании не избиения, но позора.
– И это все ты виноват, – традиционно сказал он мне. – Поперся, куда не просят.
– Я просто хотел нормально ходить по этой улице.
– Нас кто трогал? Никто. И-и-и-и!
Арчил сокрушался из-за необходимости регулярно иметь дела со шпаной и не иметь возможности позвать на выручку нормальных пацанов. Последнее, как я считал, все испортит.
Появился Розенберг, шея его была обмотана бело-синей шалью. В руках он держал нечто странное, по силуэту напоминавшее гусли.
– Гусли?! Ты заболел? – сказал я.
– Это не гусли! Это иудейская боевая лира. Как у царя Давида.
– В Грузии тоже есть царь Давид, – сказал Арчил и, выкинув бычок, продолжил: – Но он был нормальный. С мечом дрался.
– Да вы ничего не понимаете, это стилизация. Это талит, – ткнул в шаль Розенберг, – а это лира царя Давида. Ну, понятно?!
– Понятно то, что я был прав, Князь. Давай уходить, с этими долбенями те драться не будут – плюнут на них и уйдут.
– О, Розенберг! Ты принес гусли! – подошел Эпштейн.
– Это не гусли, блядь! Это лира! Иудейская боевая лира!
– Я всегда говорил, что этот твой боевой иудаизм закончится в Кащенко.
– Да пошли вы все!
К счастью, в этот момент появился противник.
7. И вновь продолжается бой
Розенберг пошел договариваться о деталях. Очень удачно оставив гусли и молельную шаль под деревом. Вернулся бодрым.
– Во-первых, они спрашивают, что это за хуй с камерой. Это про тебя, Андрей. А во-вторых, рады, что главный еврей пришел – это они про тебя, Князь.
– Про меня???
– Ну.
– С хера ли это я главный еврей, гусли-то не я принес?
– Ну, я сказал, что ты не при делах. Но сам понимаешь, имя Роберт, крупный нос, очевидно же, что ты – еврей.
Я долго трогал свой нос. Всю жизнь считал его маленьким. Не миниатюрным. Но маленьким. Комплексы зародились именно в тот миг.