– Как будто тебе плохо. Станешь старостой, как твой отец. Будешь всеми здесь командовать. Если кое-кто не прекратит вредничать, отомстишь за детские обиды и заставишь кое-кого стричь свою роскошную длинную бороду.
Лив, от которой намёк не укрылся, скорчила рожицу.
– Отец никем не командует. Это дядюшкина прерогатива. – Гаст рассеянно сжал кружку в ладонях. – Может, мне и правда плохо. Может, я не хочу всю жизнь в Прадмунте провести. Сколько родители на своём веку в город выбирались – на пальцах пересчитать можно… А я хочу мир повидать. И приключений.
Тёмные глаза на родном добродушном лице – орех, мох и сумрачная болотная зелень – смотрели так тоскливо, что Таше сделалось не по себе. Она слишком привыкла видеть в них безалаберную беспечность.
– Приключения ему подавай…
– Как будто ты от них отказалась бы. – Когда Гаст поднял взгляд, в него уже вернулся привычный шальной огонёк. – Скажешь, не мечтала победить какое-нибудь чудище, как в сказке – по-настоящему? Мне можешь не врать, я сам с тобой в колдунов и паладинов в этом саду играл. И в великие деяния Ликбера тоже.
Таша вспомнила, как они увлечённо фехтовали палками на заднем дворе. Тайком от мамы. Та одобряла разве что игры, где Таша изображала пленённую в башне принцессу, но самой Таше это казалось ужасно скучным. Сидеть без дела, пока кому-то достаётся всё веселье? Уж лучше она сама сразит злого колдуна. Благо Гасту нравилось заматываться в занавеску (ткань была тёмно-серой, но они притворялись, что она чёрная) и зловеще хохотать.
Нет, Таша не отказалась бы от приключений, если б те преподнесли ей на блюдечке – красиво сервированными и с приправой в виде обязательного счастливого конца. Пуститься в дальние странствия. Сразиться с коварными злодеями за правое дело. Побывать в альвийских лесах и Подгорном королевстве, станцевать со Звёздными Людьми и выпить с цвергами (в конце концов, ей уже шестнадцать, можно разок позволить себе что-то покрепче чая). А потом, совершив славный подвиг во имя спасения Долины, выслушать благодарность от самого Его Величества – на балу при столичном дворе, в окружении сиятельных особ всех четырёх провинций…
Мечты вновь завели её туда, куда ход ей был категорически заказан, – и, виновато моргнув, Таша повернула голову.
Через кухонное окно видно было, как мама сидит над расчётными книгами. Тёмные кудри оттеняют благородную бледность кожи, морщинки у рта и меж бровей не портят строгой красоты точёного лица, простое хлопковое платье не скрывает безупречную осанку, не сломленную ни годами деревенской жизни, ни ударами рока.