Аэропорт Ньюарк
Зона прибытия международных рейсов
Он стоял, прислонившись плечом к киоску сувениров и держал в руках букет цветов. Шипы свежесрезанных роз больно кололи руки; один укол всё ещё продолжал немного кровоточить.
…«Да перестань ты так волноваться, – бубнил он мысленно заученную с утра мантру, – …В конце-то концов, сколько тебе лет, что за бред, что с тобой?»
Нервное пережевывание жвачки помогало ему лишь отчасти.
…«Выплюнешь, когда появятся первые пассажиры, первые прибывшие в проёме выхода», – говорил он себе.
Перевод взгляда с табло на этот проём, назад с проёма на табло выдавал окружающим всю нервозность ситуации.
…«Впрочем, а кто за мной сейчас наблюдает, – повторял он? …Успокойся»…
Первые, как обычно, инвалиды в колясках. Американская бабушка с кислородными трубочками в носу. Её муж с чемоданчиком на колёсах рядом. Несколько религиозных пар с кучей детишек. Стая израильских студентов по обмену.
…«Что это был за боинг? Сколько в нём пассажиров? Забыл посмотреть дома. И..? Нет, не она. А вот эта там вдали? Нет…
На рейсах из Израиля всегда много брюнеток. Дыши глубже», – опять повторил он в своём сознании, пытаясь следовать собственному совету.
…«Бред какой-то… Возьми себя в руки, мальчик из прошлого… Сколько ещё ждать?»
Нервно втянув в себя воздух, он поправил воротник рубашки. Тупо уставил взгляд в пол, копошась в каких-то своих, таких далёких мыслях. Снова посмотрел в проём выхода прибывших… и такой знакомый холод по спине ударил в мозг пульсирующим, поглощающим всё внутри порывом.
…«Что?! Совсем ничего не изменилось во мне в восприятии её за!.. Зачем они так тщательно натёрли здесь полы!?»
Сгусток бешеных к ней чувств вынырнул из пыточной камеры воспоминаний, отчаянно глотая воздух, который он пытался не пускать туда столько долгих лет. Приближаясь неотвратимо, она катила чемодан уже метрах в десяти, не давая его оторопи уронить цветы на пол.
Всё та же походка, те же глаза, и тот же жест указательного пальца правой руки, поправляющего очки на переносице, когда их не надо поправлять. Жест, чтобы скрыть волнение и неуверенность в себе. Тридцать лет, разделяющие их во времени, растворились в торопливом аллегро каблучков не совсем удобных туфель:
– Ну, здравствуй!
– Здравствуй!
– Оронов, ты вроде тогда повыше был.