Дело было в Свистоплясово, оно же колхоз «Верный путь», где в самом начале восьмидесятых рулил председателем Вольновой Михаил Михайлович. Так вот, не успело это начало кончиться, как Вольновой М. М. куда-то пропал, и с тех пор его никто не видел. Так он и не нашелся. А человек он был заметный, как тогда выражались – энергичный руководитель, крепкий хозяйственник и все такое, и всего-то было ему около тридцати пяти от роду. Маловероятно, чтобы он самовольно сбежал и нигде не всплыл потом, тем более что в те времена строгого (до о-го-го как!) паспортного режима с миграцией было совсем не так все просто. В итоге Вольновой был объявлен без вести пропавшим, на том дело было закрыто.
Мысец разочарованно вздохнула, и брезгливо отодвинула ветхую папку в сторону. Чего стоило уломать Жилдабылина, их заведующего делопроизводством, чтобы он разворошил весь свой архив сверху донизу! И ради чего это? Дверь приоткрылась, и в проеме показалась сперва до боли знакомая кружка, а следом в кабинет заглянул ее владелец, как всегда радостный такой.
– Привет, Аннет! – шутливо поздоровался Драппай. – Не испить ли нам чайку, что скажешь? Самое время горлышко от пыльцы архивной сполоснуть. Наглоталась, небось, пылюки-то?
– И тебе привет, Сашет, заходи, заботливый ты наш, – ответила Мысец и поднялась из-за стола, чтобы включить электрочайник.
– Что там выдающегося? – кивнул на папку Драппай. – Ничего себе, висяк?
– Он самый, – кисло подтвердила Мысец, – да еще какой отстойный…
– Шутканул Пасмурков, наверное, – предположил Драппай, – эти лобастые столичные штучки не упустят приколоться, какие мы тут на районе лохастые.
– Уж и не знаю, – задумалась Мысец, – зачем он тогда нам собственное дело подсунул? Он сам с ним походу лоханулся.
Она поставила на стол подоспевший чайник, достала из ящика стола свою кружку, затем хлипкий коробок с чайными пакетиками.
– Знаешь, у меня только Липтон. Тебя как, устроит Липтон? – в меру гостеприимно предложила Мысец, – и к чаю ничего нет, предупреждаю.
– Ничего, объедаться вредно, – заметил неприхотливый, как почти что все холостяки, Драппай, – а хлиптон я тоже уважаю.
Он подождал, пока Мысец разольет кипяток по кружкам, припеваючи за этим делом: «Липтон, ах, Ли-иптон…», – была у нее такая привычка, и деликатно подцепил заварки на свою долю.