Я сажусь в машину, вдыхаю теплый пыльный воздух, насыщенный синтетическим ароматом, имитирующим то ли лимон, то ли апельсин, отворачиваюсь к окну и сижу так всю дорогу. Мы проезжаем через деревню, в некоторых домах еще светятся окна. Поднимаю руку, вспомнив о часах. Нет и полуночи. Время сыграло очередную странную шутку – казалось, что скоро должно наступить утро.
Кирилл молчит, и я благодарен за это. В эти минуты я не способен вести беседу, не готов к расспросам. Достаточно того, что брат рядом. Само его присутствие каким-то образом отогнало тех демонов, которые роились в голове. Скажи я об этом вслух, он подумает, что я окончательно свихнулся. И, наверное, будет недалек от истины. Я невольно усмехаюсь, несмотря на то, что подобная шутка в этих обстоятельствах кажется неуместной. Слишком свежо в памяти то, что я вынужден был пережить в эти дни.
Машина останавливается перед домом на окраине. Кирилл поворачивает ключ, двигатель послушно глохнет.
– Слушай, пока я ни о чем не спрашиваю. Тебе нужно сперва нормально поспать и поесть. А вот потом мы поговорим. Так не может продолжаться. Ты больше года живешь в каком-то подвешенном состоянии. Я вижу, что с тобой происходит. Да и ты сам в курсе, что все идет не так. Согласен? – Кирилл внимательно смотрит на меня в ожидании ответа, в какой-то момент я понимаю, что из брата он превратился во врача.
Я киваю. Он прав.
– Хорошо. Тогда сейчас ужин, потом – спать.
Снова кивок. Моя рациональная часть заступила на пост и считает план брата наиболее приемлемым.
В доме непривычно пустынно. Лидия с дочкой уехали в столицу, отчасти по делам, отчасти – чтобы развеяться. Марк наверняка ночует у друзей – и я рад его отсутствию, не придется напускать на себя уверенный вид, нет сил притворяться. А Кирилл… Он не раз видел мою слабость.
Пока я вяло мыл руки, брат успел разогреть суп в микроволновке. Я слышу, как он гремит приборами, как хлопает дверца холодильника, вскипает чайник. Все эти до боли знакомые звуки медленно возвращают меня к жизни. Я словно прихожу в себя после очередного кошмара. Вдруг накатывает желание разрыдаться, неудержимо, громко, как в детстве, но не от боли, а от облегчения. Я делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю и вхожу в ярко освещенную кухню.
– Давай, ешь, ничего особенного предложить не могу, сам знаешь, какой я повар, – он со стуком ставит передо мной дымящуюся тарелку, рядом возникает чашка с горячим чаем.