Так в течение пары месяцев полностью изменилась судьба Элины, и она оказалась на противоположном конце земель Валги, у края неприветливого Черного Леса и у подножий непроходимых Диких Гор. Земли Валги были клочком обитаемой земли, спрятанной между горами, окружавшими их со всех сторон, и великой рекой. Горы назывались Дикими, потому что никто из степняков не мог преодолеть их из-за их скалистости и высоты. Видеть громаду гор и стену леса каждое утро, выходя на крепостную стену, было непривычно и пугающе, словно она вдруг оказалась в огромном колодце. Не было больше просторного разлива огромной реки, криков чаек и степных холмов за спиной. Даже степь вокруг Туманного Замка была другой: не серо-голубой, покрытой полынью и сливающейся с небом, а пятнистой, черно-белой, как будто нездоровой. Белыми были пятна соли, которая кое-где покрывала землю, и где не росла полынь, а черными были пятна золы, которую приносило с гор после извержений вулканов.
В замке говорилось только о войне, и жизнь казалась суровой, опасной и быстротечной. Она приспособилась к этому, но война, которая отняла у нее любимую землю и знакомых людей, была ей глубоко ненавистна. Впрочем, она старалась не думать о ней и посвятить себя полностью детям, играя с ними во все игры, в которые еще совсем недавно играла сама, читая им свои любимые сказки, которые она знала наизусть и напевая знакомые колыбельные и детские песенки. Она без конца рассказывала им о Валге, лодках, рыбаках, манящих островах, к которым невозможно добраться из-за коварных течений, о добрых и мудрых домовиках и об их волшебном лесе, полном удивительных растений. Она рисовала им карты настоящих и придуманных земель, цветы Домашнего Леса и старый бабушкин замок, забывая о суровой реальности, точнее, отказываясь принять ту реальность, в которую безо всякого на то согласия швырнула ее судьба.
Но новая реальность не собиралась оставлять её в покое и нанесла ей неожиданный удар, заставив резко повзрослеть. Когда Алеку исполнилось шесть лет, Томан потребовал, чтобы мальчик переселился в солдатские бараки, к другим мальчикам, которым предстояло стать солдатами короля. Так в свое время поступили с ним, так же требовал и он поступить со своим сыном. В его семье считалось, что всякая связь с матерью должна быть прервана в возрасте от шести лет, пока мальчик не превратился в «маменькиного сынка», и только так он мог вырасти мужчиной.