Я – душа Станислаф! Книга четвёртая - страница 9

Шрифт
Интервал


На нос катера, с кормы, запрыгнул сначала Шаман, а за ним влетела туда и Марта. Матвей расположился за волками и несколько раз беззвучно открыл рот – готовил себя к длинной и громкой речи. Шаман уселся на задние лапы, знакомо опустив голову и глядя исподлобья. Причал заскрипел половицами – каменного взгляда кесаря тайги кедрачи не просто боялись, а при удобном случае давали задний ход, что теперь и сделали многие: отступили вглубь и берега, и причала. Марта осталась стоять на высоких ногах и продолжала скалиться на Кирилла с Платоном, буквально закаменевших на палубе баркаса. Матвей, ухмыляясь, покачивал головой, словно журил их за совершённую глупость и не безобидную шалость. Прокашлявшись, знакомо засипел:

– Эй, придурки на баркасе, и на берегу – вас тоже касается! То, что вы, пардоньте, рамсы попутали – тут и к бабке не ходи. Потому никакого базара с вами и в это раз не будет – Йонаса с Эгле отдайте и проваливайте. …Хорош тупить, мужики, и баб своих поберегите: может, ещё родят кого, не такими гипсоголовыми!

Шаман отрывисто тявкнул – Матвей продолжил:

– Минута вам…, чтобы разойтись по-хорошему.

Марта тут же прогнувшись в спине и упруго садясь, расчётливо изготовилась к прыжку. Нос катера вяло чиркал о борт баркаса, и она влетела бы на палубу, особо не напрягаясь. От её оглушающего свирепого рычания и Матвею даже стало не по себе, а от беспорядочной суеты на причале половицы, вроде, как застонали. В тот же миг с баркаса боязливо запричитали под скрежет открывающихся металлических дверей кубрика: «Сейчас, сейчас – отпускаем, уже выходят…».


От Автора.

Смерть – не лгунья и не обманщица, как земная жизнь. Жизнь обманывает счастьем и лжёт верностью всему тому, что топчется на пороге несчастьем…

Так повелось издавна и прижилось, к несчастью для всех, недопонимание принципиальной важности: не создавать себе кумиров и не придумывать себе врагов. Об этом знаем – нет же: практически повсюду правят цари без царя в голове, а придумав врагов – зазываем их к себе и приводим к своему дому, но с разбитых губ, в результате, отстреливаемся мстительной от непримиримости ненавистью. …Лютое безрассудство, и оно – в веках и во всём, что нам как дорого, так и необходимо.


Кедрачи, кто бряцая с плеча карабином, кто, «перезаряжая» себя презрительным негодованием от свершившегося в их присутствии, будут целиться в лгунью и обманщицу жизнь злыми глазами, разбредаясь посёлком, друг друга подбадривая – это ещё не конец. Их по-прежнему будут объединять традиционно общее: дорогое – земля праотцов, дети и внуки, и необходимое – жить, не крадучись в закрома тайги и озера. Это всё – непреходящие ценности, унаследованные и отшлифованные до непререкаемости в словах и поступках, за них они будут убивать и дальше. Не получилось в этот раз – получится в следующий: смертный приговор Шаману вынесен. Дорогой сердцу и необходимой телу сытой и, оттого, бездумной жизнью кедрачей вынесен!