– Не советую долго развлекаться на этой рухляди, здесь всё прогнило. Эо Мугна говорит – вас не было двести лет, он здесь единственный, кто ведёт учёт вашим прогулам. За такой срок не то что верёвка сгниёт, память превратится в кишечный газ, а ценнее памяти ничего нет. Вспоминайте! – скомандовал ворон, оттолкнувшись, взмахнул и скрылся в тумане.
Я поскорее стал на ноги, пока не появился говорящий олень или премудрый сверчок. Птицы нигде не было. За спиной по-прежнему клубился туман, а впереди – я обомлел – ждала приоткрытая дверь.
Внутри дом ещё загадочней, напоминал антикварную лавку, стоявшую через два квартала от типографии. Такой же хламовник, облагороженный таинственным средним временем: стулья, кресла, комод, огромная кровать, заваленная столиками и шкафчиками эпохи Возрождения – всё переплеталось с топорными лавками и сундуками, сколоченными, наверное, ещё при Плантагенетах. За свалкой, затянутая паутиной, выглядывала ещё одна дверь: высокая, на вид тяжелая, с массивной ручкой и с той же монограммой. Дернул за ручку, она как-то неестественно выгнулась, провернулась, приняв первоначальное положение. Дверь не открылась. Постучал, слышу – отпирается. Посреди просторного холла, на мраморном столе, приветствовал чёрный болтун, в реверансе раскинув крылья на всю столешницу.
– Бурррх! – провозгласил он довольно, склонив голову. – С возвращением, мастер Грэм!
– Жаленые медузы! В жизни не видел такого представления, – поискал дрессировщика – никого.
Впечатляло буквально всё: темно-синие отливы перьев в проникающем свете витражей, театральная постановка встречи и умение говорить; речь превращала отталкивающее существо в роскошного дворецкого. Птица гордо выпрямилась, взлетела к перекрытиям, покружила, в конце важно взгромоздясь на ступень разрушенной лестницы, обрубком свисавшей со второго этажа. Способность некоторых птиц копировать человеческий голос давно развлекала мир, но кто мог предположить, что подражание приобретёт осмысленную форму? Не отвечая на приветствие, я непоколебимо верил: любимец публики до сумасшествия не доведёт. В тот момент больше интересовала лестница, на которой восседал дворецкий, вернее, то, что от неё осталось – несколько широких ступеней с балюстрадами. Когда-то она спускалась к полу, придавая холлу величественный, почти королевский, вид. Похоже, её снесли намеренно, а холл старательно убрали. Без лестницы ко второму этажу никак не добраться. Любуясь, как под сводами в радужных переливах важничает великий подражатель, накатывалась жалость, что нет возможности подняться – там пряталась библиотека. И всё же, что-то в обстановке не складывалось…