Мы прощаемся комкано и быстро, оба хотим, чтобы второй задержался хоть на секунду, но отключаемся все равно. Эти вещи, хорошие вещи, их хочется задержать в жизни еще хоть ненадолго, побудь еще немного рядом.
Я чувствую движение, что-то нарастает, что-то бурлит. Что-то множится.
Я делаю это сотню раз. Я сделаю это еще сотню раз, не умею и уже давно не хочу останавливаться.
Коктейль из вины, это почти смешно, вот Илай говорит «мне все равно совершенно с кем ты, главное скажи мне об этом честно. Это не имеет значения, взаимная эксклюзивность для меня никогда не была ключевым моментом.»
О, милый, ты смешной такой, ты смешной такой, мне не хотелось никого другого, это было одурительно забавно. Ты все пытался запихать в свою голову целый мир, весь его распробовать, но вкусы смешивались, пока все не стало для тебя стылым. Бесполезным. Лишенным намека на вкус. Ты все пытался запихать меня в свои представления обо мне же, пока не пережевал, не переломал и не выплюнул. Вот только я осталась. Вот только я всегда остаюсь.
Вот Арт, и моя постель пахнет им, и мои волосы. Я люблю фиксировать его присутствие и таким образом тоже. Арт все прекрасно понимает, знает обо мне чуть больше, чем я готова была показать. И ПОЧЕМУ. ПОЧЕМУ Я ДОЛЖНА ИСПЫТЫВАТЬ ВИНУ ЗА ВСЕ ХОРОШЕЕ, ЧТО ЕСТЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ. Что Илай оставил мне после себя? Что он мне после себя оставил, кроме беспощадной, испепеляющей боли?
И почему вещи не могут стать правильнее, почему любая любовь оказывается убогой, почему я..
Сотни вещей, которые я не стала бы прощать себе сама, но они оказываются прощены.
И сотни вещей, которые того не стоили. И все равно произошли. И он закрывается, комкает эти слова и кидает мне в лицо. Я прошу его остаться, я зову его по имени, «Илай», катается на языке привычно, как мед. Я понимаю, что цепляюсь и все мои попытки его удержать, только отталкивают его дальше, нет, нет, милый, постой, пожалуйста, подожди, ты не понял, это не то, что я имела ввиду.
Но сколько же можно жить в обороне? В оппозиции самой себе. Сколько можно саму себя выворачивать наизнанку.
Я вывернула само понятие любви наизнанку ради него.
Это Эллисон, о которой я думаю вполовину не так часто, как мне стоило бы. Ты ранишь людей, Скарлетт, ты ранишь людей, которым искренне не наплевать. Ты ранишь людей просто потому что ты никого кроме него не видишь. Это Эллисон, которая ранит меня в свою очередь.