Особенно стоит отметить появляющийся у превратившегося из Домового в Страшилу склочный характер, замешанный на поношении любых деяний людских.
– Понаставили Изб-то, нелюди, где и житьнельзя! – Орал, надрываясь, Страшила, топоча ножищами.
Каждая ножища была величиною с колесо тележное, и отпечаток оставляла таков, что, по прикидке Ильи, весу в Страшиле получалось пудов двадцать.
Да и ростом был ужас ходячий под стать ножище: явственно чуть выше дерева стоячего, но, однозначно, малость ниже облака ходячего.
– Разве ж такая должна быть Изба? – Ревел Страшила. – Разве ж в лесу? Разве ж без огорода, без наличников на окне, без трубы дымоходной? Где всецело необходимоё? Как смеете жити в неправильном строении? Рушить! Ломать! Изничтожать!
И кинулся, со всей злобы, потрясая огроменными кулачищами, Избу крушить.
За что и получил.
Илья даже присвистнул.
Неподъёмную тушу Страшилы отбросило как раз в промежуток над соснами лесными и сводом небесным.
А когда Страшила на землю опять громыхнулся, то был уже вовсе и не Страшилою, а отвратительного вида и запаха кучей горелого мяса.
Изба тем временем повернулась.
Теперь она стояла не окном, а дверью к поляне.
– Ну, что за народ? – Голос у Избы был явно расстроенный. – Тысячу раз говорено: просьба не беспокоить! Заранее предупреждаю о возможных последствиях, вплоть до полного лишения, как жизни, так и сущности, – всё равно, лезут! Действительно: beata stultica aeternum: вечная, блаженная глупость. Видимо, нужны более действенные методы профилактики! Ничего не поделаешь: в конце концов, сами напросились…
Потом что-то громко щёлкнуло, и Илья почувствовал дикую боль в голове.
Одновременно с болью пришло чёткое осознание: и вправду, не пойду!
Жизнь дороже.
Но не тот Илья был человек, чтобы поддаваться.
Даже наоборот: боль в головушке лишь заставила Илью глубоко обдумать прямо счас перед ним происходящее.
Тем более что к Избе приближался новый гость.
Земля дрожала, деревья от страха словно бы стали ниже ростом.
Илья проверил засаду свою: надёжна ли?
Выходило, надёжней некуда.
И вышел на поляну Змей Горыныч; из голов его, числом три, вырывалось пламя, крылья, пошевеливаясь, лес шатали, будто сие – травинки.
Но Илья опять заметил некоторую странность.
Ничего из на пути попадавшегося, Змей не рушил.
Даже наоборот.