И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый!..
Н. закрыл книгу.
– Да-а… – протянул батюшка.
– Да, – подтвердил Н. – Ему проще – ему ангел вырвал… А нам, непророкам, – самим приходится управляться, с празднословным-то нашим и лукавым.
Батюшка вздохнул:
– Это да…. Ну, значит, и подвиг каждого из нас потяжелее и повыше будет, чем пророчий.
– Угу… – Н. помолчал и осторожно спросил: – А вот это вот, чей подвиг-то выше, кто должен измерить и определить? А?..
Батюшка молниевидно переменился в лице.
– А чего на меня-то смотришь?! Я-то при чем!.. Я такой же человек, как и…
– Да я знаю, знаю… – вздохнул Н. – Но и все же… Нет, значит, специального определяющего?..
– Нет-нет! – отмахнулся батюшка, суетясь вокруг ботинка и с кряхтением ища ложечку.
– А вообще-то, жалко… Насколько бы проще было, правда?
– Правда… Не все то правда, что правда, – глухо сказал батюшка, завязывая шнурки.
* * *
Н. сидел у дома на лавочке. Смеркалось; микрорайонный дождь моросил, переставал, начинался снова. Два из шести фонарей лили во двор жидкое свечение.
Молодые люди на соседней лавочке беседовали:
– Смори, Волоха! Дедухан с шестого подъезда какой молодец. Опять на турник пошел.
– Физкультурник, чо. Ветеран. Треники зачотные у него.
– Бэтмен.
– Спи спокойно, родимый Готэм. Ах-ха-ха-ха-ха.
– О, смори, смори!.. висит.
– Чо-то не шевелится… пойдем посморим, на чем он там держится ваще?
– Чо-то он там помер, в натуре… пойдем, ага.
Н. подошел к скамейке, на которой сидели молодые люди, взял газету, стряхнул с нее семечковую шелуху, прочел: «Советский Союз держался на христианской парадигме».
* * *
Батюшка и Н. вывалились из храма почти одновременно, распаренные, березово духовитые, праздничные; тот и другой не имели задних ног.
– С праздником, отче!
– А! И тебя, и тебя!
Они обнялись.
Костя Иночкин, ожидающий их в тени у паперти, обниматься не стал, ехидноманерно поклонился и поздоровался с батюшкой за руку.
– Ну как, попарились?
– А то! – напряженно и преувеличенно весело, косясь, как отреагирует батюшка, отвечал Н.
– Русалки на вас с берез не прыгали? – не унимался Костя.
– Какие русалки?
– Ну как же. Сегодня – день проникновения в православную эортологию языческого Семика; положено не только березки в храм тащить, но и русалок, наловленных в пруду…
Н. нехорошо зыркнул на него, но батюшка, отпив из бутылочки «Бонаквы» часть содержимого, а часть выливая себе на плешь, сказал: