– Да не причитай ты! Разберемся чай! Утро настанет, так и порешаем.
Они стояли над двумя такими с виду непохожими, но так одинаково спокойно спящими детьми, посапывающими и причмокивающими, и сердца их сжимались, то от жалости к этому бедному найденышу, видимо, ровеснику их Ванечки, то от любви и радости за своего мальчика, росшего в заботе и благополучии. Картина и впрямь была интересной. На одной стороне кровати лежит белокурое, розовое, чистое и упитанное дитя, а на другой – как будто совершенно обратный ему человек: чернявый волосами, смуглый, покрытый грязью, худой, как бездомная собака зимой.
Не сомкнув глаз, Марья Ивановна и Петр Макарович так и просидели до рассвета, думая, как же им поступить. Решив, что нужно дождаться, когда мальчишка проснется и, может быть, сам расскажет что-нибудь про себя да про родню, они приступили к своим привычным делам. Марья Ивановна, подоив корову Зорьку, затеяла блины, а Петр Макарович занялся хозяйством. Натаскал сена живности, почистил стойло да принялся точить косу.
Когда солнышко поднялось уже над просыпавшейся землей и лучами своими начало гладить через окошко спящих детей, Иван открыл глаза. Все для него в родном доме было привычно и хорошо. Позевывая да потирая глазки, ворочаясь и намереваясь уже встать, Ваня вдруг заметил, что на его кровати, где-то там, в ногах, вроде как лежит кто-то. Удивившись, но ничуть не испугавшись, он вынырнул из-под одеяла на пол и на цыпочках подошел к лежащему. Удивлению его не было предела. «Это кто же тут спит на моей кровати такой грязный? Откуда он взялся?» – подумал Иван.
Услышав, что мать возле печи, бормоча что-то сама с собой, готовит завтрак, он прямиком кинулся к ней.
– Мама, мама! А у меня в кровати спит кто-то! Он что, теперь с нами жить будет?
– Ах, деточка моя, проснулся, голубок! Спит-спит, родимый. Ты его не бойся. Это мальчик потерянный. Мы его нынче ночью с батюшкой возле дома нашли. Видно, оторвался он от матери-то с отцом да и забрел к нам.
Марья Ивановна, нежно щебеча, снимала с сына спальную рубашечку и, целуя его то в голову, то в пузо, то в щечки, надевала короткие летние штанишки.
– Пойдем-ка пока умоемся, золотко мое ненаглядное.
Ополоснув в небольшом умывальнике румяное личико сына, Марья Ивановна полушепотом продолжила свои объяснения: