Большой платок в черно-белую клеточку тут же покраснел. Денис
трясущимися руками собирал снасти, уговаривая папу не ждать, а
бежать к людям. Но тот не соглашался:
— Что я, маленький? Как будто в первый раз нож
соскальзывает.
Денис закусил губу: так — в первый раз. И сейчас было очень,
очень страшно.
— Пошли, — он покидал рыбу в пакет и заторопился к дому.
Баба Матрена охнула, увидев капающую с платка кровь. Развязала
узел и ахнула еще раз. Папа попросил бинт и велел Денису вызвать
такси:
— В травмпункт надо. Похоже, придется зашивать.
— И ничего не придется, — баба Матрена усадила раненого на стул,
принесла миску с теплой водой и большой бутылек. Денис рассмотрел
надпись: «Перекись водорода 3%».
— Руку давай!
Бело-розовая пена покрыла запястье, но её тут же смыла кровь,
закапавшая в подставленную плошку.
— Говорю же, в травмпункт надо!
— Истечешь, пока до своего травмпункта доедешь! Сиди, кому
сказала!
И, схватив раненого за руку, наклонилась низко-низко. Денису
показалось, что он видит два рта: один — бледный, окруженный
морщинами, и второй — на запястье. Рана словно смеялась, тянулась
навстречу бабе Матрене, и чудилось, что из пореза вот-вот высунется
язык, длинный и жадный. Денис даже зажмурился, чтобы не видеть. Но
стоило «лишиться» зрения, как обострился слух. Похожий на шуршание
бумаги шепот ввинтился в уши, он шел отовсюду, нарастал и вскоре
заглушил остальные звуки. Чтобы избавиться от него, Денис распахнул
глаза. Шум стих, остались лишь тихие слова:
— Уймись, руда непослушная. Уймись, запрись, в жилы вернись!
Закрываю тебя на семью семь замков железных…
Баба Матрена шептала, и струйка крови истончалась, пока не
превратилась в редкие капли. А потом исчезли и они. Плеснув на рану
водой, старуха крепко перевязала запястье:
— До завтра руку не напрягай. Погоди-кось!
Она скрылась в доме, двигаясь слишком быстро для своего
возраста, и через минуту вернулась с маленькой баночкой.
— Вот, мажь утром и вечером, тогда никакой дохтур не нужен
будет! А теперь ступай в дом, поесть тебе надо. А ты, — повернулась
к Денису, — возьми ножик и почисти рыбу, мне не до неё нынче.
Завтра уху сварю.
Ослушаться Денис не посмел. Следующие два часа он воевал с
уловом. Чешуя летела во все стороны, липла к рукам и лицу, но
гордость не позволила уступить. Когда он принес бабе Матрене
выпотрошенную и вычищенную рыбу, старуха довольно покивала, оценив
работу: