А Вы, мой дорогой читатель, смотрелись в зеркало или хотя бы в экран смартфона, скажем, после звонка на него Вашего непосредственного начальника, с милой непосредственностью потребовавшего прислать их превосходительству фотографию Вашего бюллетеня для тайного голосования?
Мне доводилось лицезреть себя в зеркале в такие моменты. Бездну, что плещется в подобных ситуациях в расширенных праведным гневом зрачках, сравнивать с блеском я оснований не вижу.
А с чем же тогда её сравнивать? Для ответа на этот вопрос мне пришлось бы в те глубины погрузиться, а мне неохота и страшно. И вообще, может быть, всё дело в освещении. Стрелялись ведь Дантесы с Пушкиными и Мартыновы с Лермонтовыми, подозреваю, не под современными светодиодными светильниками.
Левая рука сама собой зачем–то выключила конфорку под кастрюлей. «В клубах пара чертей пара, – услужливо подсуетился внутренний, – в Месопотамии был гроб, а теперь завял укроп…»
«В какой Месопотамии? Какой гроб? Городишь. Я там никогда и не был. Ты что, тяпнул уже без меня? – задумался я было завистливо. – Хотя… как бы ты умудрился?..»
«А, я вспомнил, это было в другой реинкарнации, – сбавил он обороты, – ты же тогда был не ты. То есть не этот ты. То есть этот, но… не совсем. Как бы тебе объяснить, чтобы ты отвязался?.. Да нафиг вообще объяснять? Короче, не грузись…», – развеял все мои сомнения и угомонился наконец-то мой внутренний, после чего энергично ушёл в себя. То есть, в меня, разумеется.
Он там долго не вытерпит, я его знаю. Мой внутренний – экстраверт, в отличие от вашего покорного слуги, как я уже давеча упоминал.
– Мы совсем не пара, – вдруг негодующе шепнул мне куда–то в междуушие явно женский голос с неприкрыто властными нотками, – а Вы что, нас уже видите? И давно?
«Можно ли считать это голосом»? – вновь вмешался мой внутренний.
Я же говорил: не вытерпит.
– «Даже Симка не слышит, – продолжил он, – а ведь они же духов видят и даже отпугивают».
Кошка породы «Невская маскарадная», по праву своему неотъемлемому на имя собственное именуемая Симкой, действительно никак не реагировала на происходящее вокруг неё, по обыкновению разборчиво ковыряясь у себя в чашке в каше из добротно разваренной курицы.
У нас только она умеет есть мою стряпню с подобным выражением на покрытом шерстью и вибриссами глазасто-зубасто-нахальном хлебальнике, который чем-то так нравится лучшей части моей ячейки общества.