– Ты, – говорю, – не бойся, тыква. Мы тебе вырежем аккуратно, мы в художке учились. Изучали анатомию тыквы.
Тыква пожевала в задумчивости свой кудрявый хвостик и прикинула, что, наверное, и в самом деле волноваться не стоит. Но всё еще не решила окончательно:
– А что, правда брови нужно делать очень выразительные?
– Правда-правда. Сейчас это модно. Ты же хочешь на празднике урожая всех сразить наповал?
– Да не то чтобы… – смутилась тыква. – Мне бы пирога бы… А то рук нету.
Тут мои старушечки спохватились, засуетились, забрали у меня и чашечку, и блюдце. Отрезали кусок пирога для тыквы. С ложечки кормят ее и приговаривают:
– Все будет по красоте. Лицу нужны акценты.
Я с ними согласилась, все-таки в самом деле нужны. Взялись мы за ножи и вырезали тыкве самые красивые брови.
Потом допили свой чай с запахом сгущенки, отыскали в серванте кусок свечки, вставили в тыкву и унесли в дом.
Вечер уже пришел. Темно стало. Сверчки вблизи, поезд вдалеке, а так – тихо. Тыква наша светится. Завтра праздник урожая. Хорошо, сонно.
Актерская пауза.
– Доброй ночи старушечки!
– Доброй ночи, тыква с бровями.
Анастасия Грачёва – «Sol Invictus»
Дом был наполнен звуками.
Половицы вздыхали, выпуская песочную пыль из погребов; прялка стучала размеренным эхом; наконец, ветер касался стен так, что они будто бы обретали голос.
Сола прижалась к старым брёвнам, прислушиваясь.
– Осень грядёт, – морщинистые руки вращали прядильное колесо всё быстрее.
– Твоя правда, бабушка. Дом прощается с солнцем.
Старая женщина улыбнулась.
– Ты у нас смышлёная выросла. Сходи-ка, помоги матери.
Серпы для сбора трав жалобно зазвенели в углу – требовали починки.
Сола, снимая их, задумалась.
Спицы мелькали под пальцами её бабушки, словно страницы книги, которую она знала давным-давно.
Та, что пришла первой, обрела эту землю сквозь снега и льды, храня в своём сердце одну надежду – сделать новую родину плодородной.
С тех пор её дочь, и дочь её дочери, и все женщины рода, вплоть до Солы, хранили и чествовали силу, которую призвала их прародительница.
Закатное солнце заполнило комнату.
– А если я не хочу?
– Что – не хочешь?
Она обернулась, и всё ещё тёплые лучи окружили девушку сияющей дымкой.
– Если я не хочу, бабушка, быть Чашей? Что, если я желаю быть самой собой?
Золотистая нить сорвалась с веретена.