Спустя пару недель Осокин напросился на задержание. Хотел посмотреть, как работает милиция. Потом на второе, третье, а через восемь с лишним месяцев, когда окончательно притерся к капитану, попросил его замолвить у полковника за него словечко.
Через неделю Осокина перевели в убойный отдел. Демин, подписываю бумагу о переводе, косо смотрел на Осокина.
– И не сидится же тебе в тепле, – отдавая подписанные бумаги, сказал полковник.
Осокин выдавил из себя улыбку, и помчался дальше подписывать бумаги. И теперь он уже работал там третий год. Дослужился до лейтенанта, был чуть ли не лучшим другом капитана.
Но все попытки узнать у капитана, почему тот никак не получит повышение, проваливались. Дымов вечно отшучивался, говорил какие-то несуразные вещи, приплетал семейные ценности, или же доказывал, что только с возрастом Данил сможет его понять.
Осокину это надоело, и он принес капитану припрятанную папку с делом брата. Дымов повертел папку, пролистал дело и сказал, что его фамилию по ошибке сюда вписали.
– Не вел я это дело, Даня. Это ты к секретарю иди, пусть она тебе все точно скажет, – капитан посмотрел на дату. – Так это было больше десяти лет назад. Даже если и я его вел, то теперь уже точно не вспомню, – и отдал Осокину папку.
Данил смотрел на капитана внимательно. Хотел сказать ему, что он помнит, как Дымов приходил к ним домой и расспрашивал мать, как задавал вопросы ему, и то громкое обещание, что «все виновные будут наказаны». Но просто продолжал стоять и молчать.
– С тобой шо? – капитан помахал перед лицом ладонью.
– Ничего, – Данил вернулся на свое рабочее место.
В голове у него появилось два варианта. Первый: капитан действительно забыл это дело за давностью лет. Но ведь он сам ни один раз повторял, что откуда-то помнит и знает Данила. И второй: Дымова просто заставили молчать. Потому он и сидит до сих пор в капитанах. Видимо, ни одному Данилу в этой жизни «везет».
Попробовал раскрутить капитана на кабак, но тот наотрез отказался куда-то идти.
– Я закодирован, – сказал тот. – И если уж хочешь идти пить пиво, то зови кого-нибудь другого. А я домой пойду, меня жена ждет.
Осокин почесал в затылке. Вышло так, что все его попытки узнать хоть какую-то маломальскую информацию по делу брата сыпались, не успев окрепнуть. Осталось только одно, забыть все это и больше никогда не вспоминать. Но нет…