Второго дубля не будет. Московский физико-технический. 1965—1971 - страница 49

Шрифт
Интервал


– Очень скучно стало в Батуми, вы все разъехались, и я не знаю, что делать. Дед обещает купить машину, если я женюсь, может жениться? Невеста у них есть.

Я в полете своей любви ужаснулась его словам:

– С ума сошел, жениться из-за машины. Машина сломается, а жена на всю жизнь.

Но самым первым меня встретил Велик12, остановился как вкопанный, потом воскликнул:

– Зоя, ну что ты с собой сделала?!

– Знаешь. Плохой климат, тяжелая учеба, – объяснила я свой поблекший, усталый вид.

– Никакая учеба не стоит твоей красоты, – горестно вздохнул Велик.

И он был, конечно, прав. Никакая учеба не стоит девичьей красоты.

Корты тоже были пустые, я приходила, но играла мало. Света и Мадлена окончили школу и поехали искать свое счастье, наш Ника13 возился с маленькими и переживал, сделает ли он из них такую команду, какой была наша, Зойка была где-то на сборе винограда на Украине и должна была приехать попозже, а Софа собралась в Чимкент, к сестре. Всё же мы вырвались как-то раз и погуляли с ней в Ботаническом саду до ее отъезда, и я ее там нарисовала сидящую под сосной.

– Какая дружба сильнее, – спросила меня Софа, – школьная или институтская?

Я не хотела ее обидеть, но сказала честно:

– Институтская. Там ты одна, а дома у тебя мама, родные.

На самом деле самой ближайшей подругой у меня по-прежнему оставалась Зойка, но теперь это уже была взрослая дружба.

Виола Дженеладзе14 разгуливала по бульвару с маленьким годовалым мальчиком: она вышла замуж за батумского парня-морячка. Он был в нее влюблен, когда она еще училась в школе, и в плавании, в разлуке, каждый день слал ей телефонограммы «Живу только тобой, не могу жить без тебя», и вот теперь она замужем за ним.

Виолка, сияя ослепительной улыбкой от уха до уха, как всегда веселая, хорошенькая, без умолку тарахтела, рассказывая, как она легко рожала:

– Как я рожала, так можно каждый день рожать, – смеялась она.

Я рада была ее видеть, от нее веяло благополучием счастливой молодой женщины, и это успокаивало и расслабляло.

Недели через две я получила от Ефима письмо, где он написал, среди прочей всякой ерунды о своем отдыхе в Сухуми, что не приедет, так как не хочет поставить меня в ложное положение.

«Мои друзья-абхазцы объяснили мне, что я поставлю твою репутацию под большое сомнение, если вдруг приеду» – так коряво, очевидно фальшиво прозвучало его решение не встречаться со мной.