Пока они ждали Вирджинию, Бертольд трудился у верстака – привинчивал к металлической палке канцелярские зажимы, чтобы можно было брать предметы на расстоянии. Ньютон весело кружился над его пушистыми, как одуванчик, волосами и мерцал светящимся брюшком.
– И потом, ты и есть ребёнок.
– Не надо меня защищать! – вскинулся Даркус. – Не меня же похитили!
– Зато в тебя стреляли, – напомнил Бертольд, глядя поверх очков на перевязанное плечо Даркуса.
– Подумаешь, рана неглубокая, и кость не задело. Уже всё зажило, смотри!
Даркус хлопнул рукой по повязке и охнул: боль была такая, что он мигом забыл про ушибленную ногу.
– Ага, я вижу… – Бертольд вздохнул. – Не злись на него: он просто старается быть хорошим папой.
– Да знаю я. – Даркус потёр виски. У него болела голова и живот крутило от беспокойства.
Папа вёл себя странно с тех пор, как они показали ему жуков, а где-то всё ещё рыскала Лукреция Каттэр. По ночам в тревожных снах Даркус видел, как она гонится за ним, скрипя когтистыми лапами, загоняет его в кошмарный лабиринт полупрозрачных зеркал, полный злобных жуков-оленей.
– Всё получилось не так, как я ожидал. – Даркус снял Бакстера с плеча и поправил повязку.
Бинты были несколько раз обёрнуты вокруг его туловища и неудобно собирались в комок под мышкой. Даркус посадил жука себе на коленку и ласково почесал ему под подбородком.
– Знаешь, как папа смотрит на Бакстера? Как будто хочет с ним устроить какой-нибудь эксперимент.
– Что ты! Он бы не стал! – Бертольд отложил отвёртку в сторону.
– Наверно, не стал бы. Но вчера, когда мы вылезли из канализации, он установил в комнате дяди Макса микроскоп. И ночью, кажется, совсем не спал. А сегодня утром… – Даркус помолчал, прежде чем договорить. – Он сбрил бороду! Я в жизни не видел его без бороды. Он вообще на себя не похож. Без бороды и такой худой, прямо как будто это не папа, а какой-то чужой человек.
– Ему здо́рово досталось, – сказал Бертольд. – Вам обоим.
– Угу… – вздохнул Даркус. – Только он не хочет со мной об этом говорить.
– А дядя Макс?
– Он держится так, словно всё у нас чудесно и замечательно, поэтому я и знаю, что на самом деле совсем наоборот. Он тоже беспокоится. Вчера вечером они думали, что я сплю, а я слышал, как они спорили. Утром я попробовал заговорить с папой, но он всё время переводил разговор на другое. Расспрашивал меня о школе и – представь себе! – о девочках.