…в разбитом сердце - страница 21

Шрифт
Интервал


– Мам, давай без этого. Извини. Я кладу трубку. Мне нужно еще поучить. У меня завтра семинар. Пока. Передавай папе привет.

Не дожидаясь ее ответа, я нажал на дисплей, прерывая звонок. Мне было так паршиво, что я просто снова завалился спать, чтобы забыться.

Следующим утром я проснулся в бодром настроении и со свежей головой отправился на занятия. Неприятный разговор с матерью я по привычке выкинул из головы. Как всегда, я задвинул все гнетущее подальше, чтобы не бередить зарубцевавшиеся раны, – не понимая, что когда-нибудь эти проблемы все равно меня настигнут. Но мне было не до этого. Я просто хотел наслаждаться студенчеством и жить на полную катушку, не забивая себе голову лишними переживаниями. Наверное, я вел себя легкомысленно, не по-взрослому, но я устал от разборок с родителями, которые все равно не слушают, что я им говорю. Какой смысл биться головой о стену? От этого она не сломается, только будет больно. Так вот я и бегал от самого себя.

4. Взаимное притяжение может быть опасным, особенно в непредвиденных ситуациях

Профессора Грин в электричке я больше не встречал. От ее храбрости ничего не осталось. Я даже огорчился чуток. Хотелось бы поиграть с ней еще немножко. Никогда еще мне не доставляло такого удовольствия дразнить кого-то. Однако так лучше. Мы живем где-то по соседству, и если нас начнут регулярно видеть вместе, неизбежно поползут слухи, а это нам обоим не на руку.

В последующие недели профессор вела себя со мной как со всеми остальными студентами. Она не сторонилась меня, но и лишний раз не заговаривала. А вот я продолжал за ней наблюдать. Мне по-прежнему не давала покоя ее вымученная, будто приклеенная улыбка. Профессор заставляла себя улыбаться, скрывая какие-то эмоции, о которых никто не должен знать. Я это точно видел, потому что сам так делал, но моя маска отличалась – боль и разочарование я прятал за безразличием.

На первый взгляд профессор вся сияла и лучилась. Она была приветливой, доброй и отзывчивой. Возле нее постоянно кто-то крутился. И среди учителей, и среди студентов она была нарасхват. Мы все быстро поняли, какой она хороший преподаватель; видно было, что и коллеги ценят ее профессионализм и относятся к ней с уважением. Сомневаюсь, что при такой популярности можно было назвать ее интровертом. Но я все время ловил себя на мысли, что мне ее жаль. Должно быть, профессор очень устает постоянно притворяться веселой. И вот однажды я окончательно осознал, что меня смущает – у нее были ужасно печальные глаза, настолько печальные, что на улыбающемся лице они выглядели неродными. Замечали ли эту особенность остальные? И почему грусть въелась в ее взгляд настолько сильно, что не покидала его ни на секунду? Мне было безумно интересно наблюдать за профессором Грин, хоть я и понимал, что на расстоянии не смогу разгадать ее тайну. Она просто красива, одержимая своей болью, и лезть к ней в душу я не собирался. Несмотря на мой неподдельный интерес к ней, нас разделяло очень многое. Я не мог решиться сделать серьезный шаг ей навстречу, так как боялся, что все станет только хуже. Удивительно, но по отношению к другим девушкам я не был так осторожен. Профессор мне действительно нравилась как человек – наверное, поэтому я опасался случайно ранить ее или обидеть.