Штефан с тоской вспомнил Машинкату. И
соскучился ужасно, и думать сил нет, что она там одна, в Вене,
получается, всеми брошенная. Если Тудор знал — почему оставил ее?
Ведь мог хоть ему рассказать, чтобы приглядел за сестричкой. Ладно,
самого Штефана за порог выкинули — он-то проживет, но Машинката!
Она же маленькая! А Тудор и про нее не спрашивал! Ладно, письма из
Вены перехватывали — но что мешало ему написать самому? Выходит,
отказался. Бросил их на Николае — расхлебывать...
Или не знал? Но неужто даже заподозрить не
мог? Это все не один год тянулось, и непохоже, что дядька, как
Гицэ, мимо смазливой мордашки не смог пройти. Вон пандуры про ту
боярыньку рассказывали — не повелся ведь.
А еще они про кобылу рассказывали. И Петру
тоже — про кобылу, которая с тропы слетела по ночи... А Машинката в
войну родилась. И дядька ничего не заподозрил? Хотя понятно, как и
то, почему заподозрил Николае... Сам уже не мальчик, знает, откуда
дети берутся...
Уши вдруг обдало жаром, щеки загорелись от
прилившей крови. Штефан отчаянно вгрызся в очередное яблоко. Ой,
как хотелось тогда всем рты позакрывать! Еле сдержался. И так
лишнего в первый день сболтнул. Но как еще сил хватило слушать
Морою, пока тот соловьем разливался, мол, Тудор только о деле
думает!.. О деле, как же! Рекогносцировка, мать ее!
Но ведь получается, никому не сказал. Симеон и
Мороя воевали, и пандуры мимо такой байки точно не прошли бы, если
бы знали. Выходит, дядька все-таки прятался. Берег доброе имя
мамы?
Берег — не ездил бы!
Но мама-то почему?.. И ведь из дома уехала.
Вена — не лучшее место для больного чахоткой, да и война тогда
только отгремела. Так лечиться мама уехала или от кого-то? И от
кого? И кто знает, что там вообще было? И сколько лет длилось, если
Николае про самого Штефана такое говорит?..
Но как Тудор мог не знать?! Да не может быть,
чтобы по обязанности возился, вспомнить только, как он нянчился с
Машинкатой, как Штефана с собой таскал! Но почему же ни сказал ни
слова? Почему не писал?
Отказался?.. Мама умерла — думать забыл?..
Яблоки кончились. Надо бы встать, нарвать еще,
но сил нет подняться, будто телегой переехало. Называется — решил
остаться. Да нужен ты тут!
Штефан мысленно выругался на все корки и
постарался взять себя в руки. Пусть не нужен. Николае не нужен —
пережил же как-то. И здесь пережить можно. С заставы не гонят,
Симеон с официальным внесением в списки не торопит. Вон дежурство
сегодня. И Радованка. И Макарке помочь надо, изведется ведь
начисто, пока Анусиного батьку уговорит! Людей много, свет клином
не сошелся.