Йоргу вздохнул и укоризненно поколол Симеона
взглядом. Ну да, эта придунайская селедка в волколаков и прочую
нечисть не верит, видать, поменьше этакой дряни в его Греции.
Ладно, то дело Йоргу, а Симеон вот волколака разок видал. Тоже в
детстве и издалека, но больше видеть не хотел. Особенно то, что от
него осталось, когда его крестьяне изловили... Рука невольно
потянулась осенить себя крестным знамением. Хорошо, что у них
вокруг заставы с нечистью тихо, свят-свят, не к ночи поминать. А
волки — что волки! Красивые звери и умные. Жалко только, скотину
режут, черти.
— Да уж мы слыхали с капитаном, как
волколаки-то воют, — вдруг брякнул голос Морои из-за спины, и
Симеон едва не подпрыгнул от неожиданности. Оказывается, Мороя с
Макаркой притащили Штефану еще и котел для мытья.
— А может, не волколак то был, — прибавил
задумчиво Мороя. — Упырь скорее...
— Это ты про войну-то?
— Ну, — усмехнулся Мороя, присаживаясь рядом.
— Мы же с тобой тогда охотниками и вызвались. И полнолуние, как на
грех, и темнеет по осени рано.
— А церквушку ту молнией спалило, — припомнил
Симеон. — Вот и гадай, чего это Господь сподобился освященное место
выжигать, и что с тамошнего кладбища подняться может. Местные
наотрез отказались идти туда, говорили, там уже немало народу
пропало. Ладно, Бог миловал — обошли мы с Мороей то кладбище
потихонечку вокруг, чтоб следы посмотреть, а на него не полезли,
конечно.
Макарко стиснул ушки котла, смотрел во все
глаза и, похоже, читал про себя молитву.
— Избави, Господи... Да нешто вы ночью
пошли?
Симеон невольно фыркнул, хоть от воспоминаний
о сыром и темном кладбище у обугленных развалин до сих пор по спине
проползала холодная дрожь.
— Пошли, конечно, куда бы мы делись? Место для
засады знатное. Вот слуджер и велел посмотреть.
— Так боязно же!
Пока Симеон размышлял, как бы половчее
объясниться с Макаркой про приказ в военное время, Йоргу вдруг
подал голос:
— Что, никак, Тудор в гневе пострашнее
волколака выходит?
— Да уж пострашнее, — брякнул Симеон, толком
не успев подумать. Перед глазами враз промелькнуло то немногое, что
и рассказывали, и сам повидал. Хоть тех же сербов взять,
порубленных на Дунае, вместе с едва не прибитым боярином.
Несчастного венгра, говорили, Тудор и вовсе голыми руками зашиб. А
уж как песни пел перед турецкими атаками да каков в бою бывал — и
вспомнить-то страшно! Что слуджер Владимиреску вообще-то бешеный, и
если уж взорвется — добра не жди, в войсках шептались, сколько
Симеон себя помнил.