— Будешь? — и признался, отсыпая семечки в
ладонь друга: — Я ведь думал, вышвырнет меня Симеон отсюда.
— Тебя-то за что? — добродушно хмыкнул
Макарко. — Гицэ в командирах ходит, нешто тебя за него накажут? Он
ведь ругался на меня сперва, мол, идите к Симеону сразу... А потом
— чего! Повыть — ладно!.. Ой, Ануся рада будет!..
Штефан задумчиво посмотрел в небо, где вились
юркие ласточки. И вдруг сознался доверчиво:
— Выкинет меня Симеон — что я дядьке
скажу?
Макарко его не понял — только хмыкнул что-то
успокоительное себе под нос, видя, что душа у человека не на месте.
Но через три дня, по дороге в Крайову, Штефан сам вернулся к этому
разговору.
— Понимаешь, глупости это все, — объяснял он,
передавая товарищу фляжку, когда они остановились перекусить на
лужайке у обочины тракта. — Дядька мне что говорил — надо стараться
сделать все, что можешь. А я чего? Кобеля покрасил?
— Ты мне помог, — резонно возразил Макарко. —
И служишь ты хорошо, и грамоте разумеешь. Чего еще надобно?
Штефан только рукой махнул.
— Эх, Макарие! Я когда домой вернулся, думал,
что вот сейчас-то все начнется — и дела значительные, и карьера
военная, и чтобы непременно что-нибудь хорошее сделать... — он
горько усмехнулся и закинул в рот очередную семечку. — Плохо,
видать, постарался!
Макарко терпеливо выслушал сбивчивую речь
приятеля и отмолчался. Он давно привык, что Штефана иногда заносит.
Да и ехали они в Крайову, а на заставе уже даже тугодум Макарко
догадался, что Штефан родом именно из этих мест. Невесело ему по
знакомым дорогам пробираться крадучись и прятать лицо от каждого
встречного.
— Поехали, что ли? — предложил наконец Макарко
и поднялся с земли, отряхивая штаны. — До полудня бы на ярмарку
попасть.
— Поехали, — уныло согласился Штефан и тоже
встал. Свистнул, подзывая гнедого, да и так и замер с протянутой к
поводьям рукой. — Это что еще такое?..
Макарко обернулся к дороге.
— Крестьяне же. Эка невидаль!
По дороге ползли кибитки и ручные тележки,
нагруженные поклажей. Люди ехали на узлах, шли с тяжелыми котомками
на спинах. Несмотря на теплый день, они явно были одеты во все
наряды, которые не поместились в повозки. Сидя боком на передке
кибитки, старуха укачивала пищащего младенца. Молодая женщина шла
впереди, тянула за собой худую заморенную лошадь. И старуха с
молодайкой, и многие другие женщины в толпе были в черных вдовьих
платках. Только стайка детишек беззаботно носилась вокруг обоза
вместе с парой разношерстных собак. Ребята постарше вели коз на
веревках и с завистью косились на огольцов.