Ружье толкнуло в плечо. Разлетелся вдребезги
очередной горшок.
А... А какая к черту разница, что там на самом
деле?! Мороя верно сказал. Отцом ему Тудор был куда больше, чем
Николае...
Следующие несколько ружей Штефан отстрелял,
сам не заметил как.
Накатила вдруг дикая тоска, по тому детскому
беззаботному времени, когда можно было ни в чем не сомневаться, а
мысли о дурном даже в голову прийти не могли. Оседлать бы сейчас
гнедого и в Клошани!
Раньше ехать надо было. Сейчас Тудор по горам
разбойников ловит, поди, найди его. А даже если бы знал, где искать
— занят он, отвлекать не след. А может, и времени не найдется.
Хотя раньше ведь всегда находилось, хоть
война, хоть торговые дела, хоть что угодно еще...
Пандурам про пистолеты не наврал ни единым
словом: ему вправду рассказывали, что, пока был жив дед, тишина и
покой в доме царили лишь тогда, когда маленький Штефан ползал по
полу в дедовском кабинете, облизывая дядькины пистолеты. А ведь и
дед, и его приказчик наверняка были очень заняты! И во время войны
Тудор пусть и приезжал редко, но никогда не отказывал Штефану во
внимании...
И тогда, после смерти матери, в Вене... Штефан
никогда не признался бы вслух, что не хочет и не может засыпать в
одиночестве пустой комнаты, но дядька, видно, понимал без слов.
Сколько раз было — вроде заглянул доброй ночи пожелать, а стоит
что-то спросить — и проговорили обо всем на свете чуть не до утра!
Потом и не вспомнишь, когда уснул и когда дядька ушел.
А может, Тудору и самому тогда оставаться в
одиночестве не хотелось?.. Ведь завтракали всегда вместе, и к ужину
дядька старался приходить. Так и повелось — Тудор во главе стола,
Штефан с газетой и Машинката, пытающаяся ровно держать спинку и
демонстрировать манеры, приличествующие юной даме. Правда, манер и
чинности сестренки надолго не хватало, даже за столом. А после и
вовсе начинала скакать козленком, но ей за баловство ни разу не
попало! Даже когда изорвала платье, пытаясь взобраться на дерево. А
когда дядька задерживался в офицерском собрании, и Штефан заполночь
сидел с книгой на лестнице, его тоже никогда не ругали...
Не то, что в Академии, где влетало за малейшее
нарушение режима, и сроду не смотрели дежурные офицеры, что Штефану
надо многое наверстать из курса! Пока у всех было свободное время,
ему приходилось сидеть в классной комнате и зубрить до
бесконечности — от императора Тиберия до воинского артикула... А
дядька его тогда забрал под Рождество, и суровый унтер с усищами,
как у таракана, заметил, что если бы не особые обстоятельства и
срочные дела с наследством, сроду бы Штефану отпуска не видать!