что воздух растерзан и пуст,
глазами ты бухту обымешь,
и вырвется имя из уст.
…
В славянских зарослях есть узкая дорога,
я на неё ступил, с надеждой на прозор.
Мне Пушкин помогал, и Тютчев понемногу
приглядывал за мной из европейских нор.
Славянский мир – клубок противоречий,
османский гнёт, тевтонский хищный след,
надменность польская, блажь хуторских наречий,
а для меня дорог в Европе больше нет.
Когда я посетил возвышенную Прагу,
то понял, почему я оказался там:
я за Мефодия башкой на плаху лягу,
гуситов доблестных я папе не отдам.
Но до чего ж тернист, извилист путь балканский —
того гляди, в тупик он заведёт.
Знать, я не растерял наследный пыл славянский,
коль Негош>1 с Ловчена мне знаки подаёт.
…
Столетия прошли, он всё в дозоре,
зовёт его родная сторона,
не отпускает косовское горе,
где не увидеть ни конца, ни дна.
Спешит на помощь несчастливым сербам,
найти пытаясь сгинувший очаг,
тоскою переполненное сердце
слезою изливается в очах.
Надежды наши отрицает время,
но Негош в эту истину не верит:
не может быть, чтоб дикий арнаут
возобладал в краю святого Саввы!
Затмился потускневший образ славы,
и уголь тлеющий едва дымится тут.
>1 Петар Негош – черногорский правитель и сербский поэт; тема Косовской битвы и завоёванного турками Косова была ведущей в его творчестве, прах поэта покоится в мавзолее на одной из вершин Ловчена
Где степь выхаживала Разина
и Ермаков производила,
одна трава лишь непролазная
на заповеданных могилах.
В них казаки укрыты здешние,
чья слава тихий Дон венчает,
и по апрелю ветры вешние
их в люльке вечности качают.
Не видно тех, кто в пору смутную
Романовых на трон сажали
и силою своей могутною
их от врагов оберегали.
Хранил мой пращур героический
портрет царя в суме дорожной,
но грянул на Руси трагический
год революции безбожной.
Был царь убит, никем не понятый,
и воцарился дикий холод,
и рухнул стяг, донцами поднятый,
и раздробил свободу молот.
Лишь Крюков с Кумовым, писатели,
клялись быть верными до гроба
родному краю. Показательно,
что вместе с ним погибли оба.
Все революции кончаются,
есть и у дерзости пределы;
средь черногорцев отмечается,
что царь для сербов много делал.
Достойно есть, что память сербская
споменик зиждет Николаю —
пускай исчезнет накипь дерзкая
и правда высится живая.
Стихи написаны по просьбе черногорских друзей по случаю установки бюста Николая II в монастыре святого Симеона Байдабского, расположенного близ Подгорицы; стихи переведены на сербский язык, напечатаны в тематическом сборнике и в черногорских газетах