Ермаков похудел на десять кило и был этому рад. Стройный Клюкман стал ещё легче и мог спрятаться за шваброй.
– Жека, ты худой, как велосипед! – подначивал я друга.
– На себя посмотри, – парировал он.
За месяц мы погрузили восемь тысяч тонн. Четыреста тонн перекидал я, вот этими нежными руками радиста. На всю жизнь запомнил тысячи выпученных глаз убитых кальмаров. Теперь я не могу переваривать кальмаров под любым соусом.
Потом был переход до китайского Циндао. Китайцы любят кальмаров и готовят их них тысячу блюд.
Второй помощник, Шура Ермаков, руководил выгрузкой. Он сказал:
– С нашего улова каждому китайцу достанется по восемь граммов кальмара.
– Всего-то? – засомневался я.
– Не больше. Китайцев сейчас больше миллиарда.
Клюкман на это ответил анекдотом:
– Одна баба спрашивает другую:
– Сколько у вас детей?
– Двое.
– Третьего не хотите?
– Ни в коем случае! Я где-то читала, что каждый третий на земле рождается китайцем.
Клюкман в нашей троице был самым практичным.
– На флоте сплошной застой, разброд и шатание, – говорил он. – Если доживёшь до капитана, станешь горбатым. Надо идти в бизнес. Мне нужен начальный капитал, тысячи три баксов, а там…
– И чего там? – спрашивал Шура.
– Купить, мутить, продать. Что угодно.
– Ты, Жека, как Паниковский – всех продаст, купит и снова продаст. Но уже дороже.
– Это и есть формула успеха! – сказал Клюкман.
Мою любовь к профессии Клюкман не понимал и не одобрял:
– Если уж ты зациклился за своё радио, надо строить карьеру. Твой шеф делает ту же работу, а получает в два раза больше.
– Теперь сдать аттестацию – целая проблема, – говорил я. – Пароходство скукожилось, радистов вообще гонят с флота.
– Фигня! Раздай в Службе презенты – календарики, ручки, карандаши. Водка – самый пробивной товар. Инспектору в кадрах – коньяк, его бабе – цветы и «Шанель».
– Не умею давать взятки.
– Ты, как ребёнок! Все берут! – уверенно заявил Клюкман.
Тут же Женя рассказал китайскую байку: «Две лягушки попали в кринку с молоком. Одна говорит: «Всё, кранты!» И утонула. Вторая стала трепыхаться, сбила лапками молоко в масло и выбралась из кринки.
– Учись, пока я живой, – сказал в заключение Клюкман.
Слова и мысли материализуются. Я учился жить, а жить Клюкману было отмеряно не так уж много…
Выгрузка в Циндао затянулась на месяц. Вечерами мы отдыхали в баре, знакомились с красивыми девушками. Это было легко и недорого. «Плохая стоянка лучше хорошего перехода», – говорили моряки.